Храм прп.Марона пустынника Сирийского Храм прп.Марона пустынника Сирийского
Храм прп.Марона пустынника Сирийского
line1
меню
line2
Храм прп.Марона пустынника Сирийского
line
Расписание богослужений
Духовенство
ПАЛОМНИЧЕСТВО
Фотогалерея
ПОЛЕЗНЫЕ ССЫЛКИ
#НАША ДАЧА
Контакты
ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ









История создания и украшения

(дипломная работа диакона Андрея Ныркова)

I. Введение

История всякого храма как в капле воды отражает в себе историю всей Церкви в целом. Основная же и главная цель Церкви, как известно, заключается в том, чтобы через свидетельство о Христе вести ко спасению своих верных чад. Данная работа посвящена тому, чтобы показать каким именно образом Церковь в лице конкретного прихода исполняет в истории свою миссию, какими средствами для этого пользуется, как преображает людей, делая их наследниками вечных благ.

Далее необходимо отметить, что перед нами первая попытка представить целостную историю храма прп. Марона Пустынника Сирийского в г. Москве. Около века прошло со времени первой публикации (довольно краткой и отрывочной) по данному разделу. По сути дела, была заново составлена история храма в ХVIII и ХХ столетиях, а история ХIХ века существенно переработана и по-новому освещена.

Кроме того, научная значимость работы видится еще и в том, что она была выполнена с привлечением оригинальных источников, многие из которых выводятся в научный оборот впервые. Подробнее об этом - ниже.

Собранный материал позволяет представить себе историю храма как архитектурного объекта (с сопутствующей застройкой), а также людей, имевших Мароновский храм своим жизненным и духовным центром в разные годы.

С историей храма оказалась переплетена жизнь многих местночтимых праведников, часть из которых ныне уже канонизирована деянием юбилейного Освященного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви в 2000 году, другие, хочется верить, также будут когда-нибудь прославлены. Хотелось бы, чтобы данная работа послужила более детальному ознакомлению с их житием, особенно той его стороной, которая была связана с маронским приходом.

По мнению исследователей, "История Русской Церкви ХХ века - до сих пор книга за семью печатями. Многие страницы еще не написаны, другие исчезли, но повествование о крестном пути ее исповедников и мучеников должно быть сохранено для потомства. И потому так важны и значительны любые сведения и свидетельства о жизни носителей живого духа Церкви..."(1).

Для нынешнего поколения православных особую актуальность приобретает опыт следования за Христом в постоянно меняющейся и исполненной лукавства окружающей обстановке. Поэтому мы также попытаемся проследить параллельно с изменениями материального облика церкви и духовный опыт, выказанный разными людьми в разные периоды истории храма, но по сути единый в смысле стояния в Истине и делания правды Божией.

Объект исследования.

Главным объектом исследования в настоящей работе является храм прп. Марона и круг людей, связанных с ним в разные годы..

Предмет исследования.

Для автора данных строк наиболее важным и близким является образец стояния в Истине (или, наоборот, уклонения от нее) тех людей, чья жизнь когда - либо была связана с приходом. Особое внимание хотелось бы уделить подвижником и исповедникам ХХ века.

Нравственный опыт обозреваемых лиц особенно близок и ценен автору данного изложения потому, что и для него храм Преподобного Марона является «родным». Это, в свою очередь, позволило использовать в работе некоторые историко-архивные материалы маронского прихода.

Цели и задачи исследования:

    Систематизировать имеющиеся в наличии разрозненные данные о храме.

    Дополнить их ранее неиспользованными архивными материалами.

    Пролить свет на некоторые недостаточно известные периоды и стороны жизни храма.

Особый интерес для исследователя представляют подвижники благочестия, жившие в период революционной ломки и в последующие годы. Кроме общности места, последних с автором сближает и общность пребывания в условиях кризиса миросозерцания в стране и нравственный хаос эпохи.

Хронологические рамки работы ориентированы на период с 1640-х годов по настоящее время, и определяются имеющимися в наличии документами, связанными с тем или иным явлением в историческом бытии храма.

Исходя из целей и задач проводимого исследования, была определена структура работы: введение, обзор источников, пять глав исторического описания, заключение, примечания и список источников и литературы.

В главе 1 дан компилятивный обзор истории храма, территории вокруг него, церковного имущества, а также беглый осмотр основных действующих лиц, причем их деятельность рассматривалась в контексте общей истории храма.

В последующих четырех главах автор ставил себе задачу более детально остановиться на примере жизни четырех подвижников советской эпохи, в разное время связанных с маронской общиной, и посмотреть на них глазами современного прихожанина храма прп. Марона.

В заключении, помимо обобщения итогов и результатов исследования, автор хотел бы выделить и нравственный момент, имеющий целью усвоить уроки прошлого.

Примечания

Богословский А.Н. И тогда мы были неделимы!// Далекий путь.-М. Даниловский благовестник, 1998. -с.8.

II.Духовная твердыня и ветры времени

II.Духовная твердыня и ветры времениИстория Храма прп. Марона Пустынника Сирийского, что в Старых Панех близ Якиманки, на Бабьем городке, может служить иллюстрацией того, как Божественная истина нетленно пребывает в падшем и поверженном в грех мире. Но Божия истина не просто содержится в законсервированном виде в стенах храма или буквах священного Писания. Присно живущая, она хранит и выводит к свету Христову своих верных рабов.

С некоторой долей условности сказанное можно отнести и к месту, где происходит явление верным чадам Божиим нетленного Тела Христова в таинстве Евхаристии. Так Господь своим промыслом хранил и оберегал наш храм.

Самое место, где возник Храм прп. Марона, примечательно: "Бабий городок"… "В княжение Великого князя Димитрия Иоанновича Донского, при нашествии хана Тохтамыша, несколько сот русских женщин бежали от меча ордынцев с намерением найти безопасность в стенах Кремля. Уже достигли они берега Москвы-реки, но воевода, оставленный для защиты стольного города, опасаясь, чтобы, впустив сотни лишних людей, не обременить крепость в случае осады, отказался принять женщин. Беззащитные спешно собрали лес, бывший на берегу Москвы-реки, огородились кругом и насыпали землю, то есть сделали деревянную крепостицу.

Таким образом огородившись, они выдержали почти трехдневную осаду. Тем временем Тохтамыш обманом взял Кремль и, занятый богатой добычей, оставил без внимания скрывавшихся в стенах "Бабьего городка". Беззащитные спаслись." (1)

Эту историю можно расценить как пророческое указание на особое предназначение данного места, где, по милости Божией, в грядущие лета люди смогут выдерживать натиск исконного врага веры Христовой.

С другой стороны, предание это может послужить неплохой иллюстрацией православного русского менталитета, осознающего храм, а в особенности монастырь, как место стояния в правде Божией. Эта была духовная твердыня (что и архитектурно подчеркивалось), крепость для тех, кто хочет сохранить себя в вере и Истине.

Вот на этом месте и была построена наша церковь. Сие достопамятное событие произошло в царствование Михаила Фёдоровича Романова, по одним данным – в 1642 году, по другим – несколько раньше, поскольку в Патриаршей Окладной книге 1640 года она уже упоминается(2). Точная дата постройки, однако же, неизвестна. (3) Церковь сначала была деревянной и имела один престол – в честь Благовещения Пресвятой Богородицы. Сохранилось и еще одно название нашей церкви: "Благовещенская, у Крымского двора, в Иноземной слободе", в котором при желании можно увидеть следы ее миссионерского предназначения.

Дело в том, что "Иноземная, или Панская (т. е. польская) слобода представляла собой поселение пленных поляков, возникшее в этом районе Замоскворечья после победоносного завершения освободительной борьбы русского народа против польско-литовско-шведских интервентов (1612г.) и окончания смоленской войны (1632-1634 гг.). местность в конце Калужской улицы у Крымского вала, сообщает П.В. Сытин, в ХУII веке была застроена слободками стрелецких полков и поляков.

Иноземцы подчинялись русским законам и подлежали юрисдикции русских судебно- административных учреждений, приказов. Однако уравнение их в правах с коренным населением и женитьба на русских были возможны только при условии их перекрещивания, так как руководящим принципом государственной политики по отношению к жившим в Москве иноземцам ... была защита православия. Источники свидетельствуют, что при Алексее Михайловиче "крестилось множество пленных поляков и белоруссов". Уже в ближайших поколениях потомство прозелитов теряло свои национальные черты и сливалось с "туземным обществом". Но память о самом историческом факте - поселении здесь поляков - сохранялась в названии местности. Кроме того, это делает понятным существование православного храма в польской слободе" (4).

Однако, церковь и причт её были в то время очень бедны, так как через 45 лет после открытия прихода, в 1687 году, дворов числилось лишь пять, кроме двора священника: 3 двора дворянских, 1 рейтарский и 1 конного мастера, и, "...по указу патриарха Иоакима от 28 августа 1682 г. с сей церкви даже обычного налога "за скудость и скорбь её имать не велено."(5). Здание церковное ветшало за неспособностью малочисленных и небогатых прихожан поддерживать его в надлежащем состоянии.

Так продолжалось до 1727 года, когда был "запечатан указ" о строительстве при церкви Благовещения ещё одного придела, тоже деревянного, но теплого, во имя преподобного Марона, пустынника Сирийского, в честь которого позднее стал именоваться и весь храм.(6)

До недавнего времени мы не располагали "какими-либо исторически достоверными сведениями для объяснения того, почему именно в небольшой и бедной церкви Замоскворечья в 1727 году воздвигли престол в честь великого сирийского старца»(7). Однако результаты неоднократных исследований, периодически проводившихся искусствоведами начиная с середины ХIХ века, и кончая 2002 годом, позволяют сделать некоторые умозаключения на этот счет. Согласно общему мнению специалистов, написание нашей храмовой иконы следует отнести к временному промежутку между концом 17 и началом 18 века.(8). А отсюда можно предположить, что поскольку уже существовал образ, существовало, очевидно, народное его почитание, то и оказалось возможным строить новый придел, который отвечал бы духовным запросам народа, привыкшего прибегать к помощи преподобного Марона, дивного врача в болезнях духовных (обдержания бесовского) и телесных (температуры, лихорадки и т. п.). Однако как бы там ни было, одно мы с уверенностью можем сказать: строительство Мароновского придела явилось свидетельством глубокой и неразрывной связи в Церкви, - истинном Теле Христовом, - всех святых, просиявших от древности до наших дней во всех землях и во всех народах. И верующие люди на Руси это ощущали и любили молиться самым великим и строгим подвижникам древности, ощущая тягу именно к ним.

В старопечатном каноннике, т.е. книге наиболее часто используемой в ежедневной молитвенной практике, среди прочих имеется служба прп. Марою (с каковым именем был известен преподобный до никоновской реформы). Древняя Русь, очевидно, знала и любила этого строгого сирийского подвижника (9).

"Древняя Русь за норму и образец христианской жизни взяла пример наиболее строгих сиро-палестинских и египетских подвижников. В связи с этим можно вспомнить, как и сами нормы, само устроение жизни по монашескому образцу всегда являлось таким светом, ориентиром для жизни русских людей. Так, например, устроение семейной жизни походило на монастырь: подчинение младших старшим, усердная молитва, даже то, что так много икон было в домах. Ориентация на самое высокое, самое строгое." (10)

Однако, постройка нового придела не смогла кардинально улучшить ситуацию, как на это, очевидно, рассчитывали заказчики. Церковь продолжала ветшать и портиться. За неимением собственных средств, видя плачевное состояние дома Божия, настоятель храма решается искать помощи у высшей власти. Здесь стоит упомянуть, что в то время (1730 г.) Отечество наше переживало одну из самых темных и трагичных страниц своей истории – царствование императрицы Анны Иоанновны. "Правление Анны – печальная эпоха русской жизни XVIII в., время временщиков, чуждых России. Находясь под влиянием своих любимцев, Анна не оставила по себе доброй памяти ни государственной деятельностью, ни личной жизнью. Первая сводилась к удовлетворению эгоистических стремлений нескольких лиц, вторая отмечена странностями, рядом расточительных празднеств, грубыми нравами при дворе, блестящими, но жестокими затеями, вроде "ледяного дома".(11)

"В царствование Анны Иоанновны высшее духовенство подвергалось преследованию по самым мелочным поводам, и число смещенных епископов постоянно росло. Редели и ряды приходского духовенства"... Ни до, ни после Анны ни одно русское правительство не обращалось с духовенством с таким недоверием и такой жестокостью".(12)

Отсюда ясно, что от настоятеля Мароновской церкви, священника Сергия Анисифорова, потребовалась определенная решимость и упование на милость Божию, чтобы в 1730 году подать челобитную на имя императрицы Анны Иоанновны, в которой сообщается, что "… имеется церковь деревянна, которая стенами и кровлею вельми ветха и в дождевное время сквозь крышки идет течь великая, от которой течи престол и жертвенник и прочее здание церковное гниет и за малодушеством прихожан и скудостью церковными доходами оную церковь построить не на что, а ныне желаю я, всенижайший Ваш богомолец и раб, построить церковь каменную".(13)

Уверенности в положительном решении дела быть не могло, так как "штаты 1722 года устанавливали норму в 300 дворов на одну церковь (14), а в Маронском приходе не насчитывалось и десяти, да и формального повода для обращения к императрице не было: вопросами открытия и постройки церквей ведал Святейший Синод или правящий епископ. Тем не менее, по милости Божией, в том же 1730 году, в ответ на челобитную о. Сергия, высочайшим указом было велено вместо деревянной ветхой Благовещенской церкви на том же кладбище построить вновь каменную церковь во имя того же храма с приделом преподобного Марона.

Во исполнение Высочайшего указа, в течение 1731-1747 гг. был возведён каменный двухпрестольный храм с колокольней.

Однако и после постройки каменного храма приход оставался бедным и малочисленным.

"Мало, кажется, изменилось к лучшему состояние Мароновской церкви и её прихода и к концу 18-го столетия. В 1797 году в приходе Мароновской церкви значилось лишь 12 домов". (15)

Сознанию современного исследователя представляется некоторым парадоксом, как могла существовать и элементарно обеспечивать себя и причт наша церковь. Как возможно было содержать церковное здание, делать необходимые ремонты, обогревать в зимние холода и т.п., при отсутствии постоянного источника доходов, постоянно перебиваясь разовыми поступлениями?..

Более-менее стабильные источники финансирования были крайне редкими, и скорее представляют для нашей церкви счастливое исключение. Но, ради справедливости, о них необходимо упомянуть.

В 1775 году в Московскую Духовную Консисторию поступило прошение от "...первой гильдии купца Андрея Григорьева, сына Осипова, и священника храма преподобного Марона Феодора Аврамова". Оно гласит: "...так как в церкви преподобного Марона нет викарного священника для ежедневного служения в приделе Марона Чудотворца, то купец просит разрешить служить в нем для поминовения родителей его, викарному священнику Василию Васильеву из церкви Иоанна Воина, который в настоящее время является праздным. Для проведения служб купец дарует ежегодную пятидесятирублевую ругу"(16).

Подобных эпизодов по документам 18 века более не наблюдается, зато заметно стремление маронского клира уложиться в "прожиточный минимум". На счету был и каждый кусок хлеба и каждый лишний рот.

Сохранилось прошение "церковника Ивана Васильева" от 29.04.1773, в котором он просит о своем назначении на место почившего диакона маронской церкви. Между тем, "священник Храма преподобного Марона Федор Аврамов показал, что дьякон за малым числом приходских дворов быть не при чем"(17). Однако, по решению "Ея Императорского Величества самодержцы Всероссийския", это назначение состоялось.

Подобным же образом в ограде нашего храма бывали ситуации, когда за счет священника содержались и другие лица, не связанные с ним никакими родственными узами. Вот строки из "Всепокорнейшего доношения" за 1760 год: "...27 мая сего года умер священник церкви Марона Чудотворца, что в Старых Панех Василий Алексиев, и жена его осталась с дочерью Екатериною, коей 11 лет. Приходские люди желают, чтоб она до совершенных лет приписала своей дочери празднаго священника, и его настоем кошт содержала и в церкви служения бы он исправлял".(18)

Однако нельзя не заметить и того, что храм стоял, главным образом, благодаря благочестию простых русских людей, их любви к дому Божию. При беспросветной нужде и бедности, наши люди готовы были последнюю лепту опустить от чистого сердца в церковную кружку по примеру евангельской вдовицы. Святость, а не сытый комфорт была идеалом на Руси. И именно благодаря любви к святыням среди простого народа существовала Мароновская церковь.

"Рассказывали одному из бывших настоятелей Мароновской церкви, о. Михаилу Басову (служ. 1855-1875 гг.), что Мароновский храм не был беден богомольцами, преимущественно из числа сельских жителей, которые прибегали к угоднику Божию Марону Чудотворцу с молитвой об исцелении страдающих от лихорадок, горячек и от обдержания бесовского, каковый дар – целения недугов – преподобный Марон получил от Господа Бога еще при жизни. Прихожанка Мароновской церкви, Вера Николаевна Вордунова (ум. 1868 г., от роду больше 80 лет), рассказывала, что "она хорошо помнила как до французского года", особенно в летнее время, сельские жители толпами приходили под праздничные дни к Мароновскому храму. Проведя ночь около церкви, богомольцы утром выстаивали церковные службы, выслушивали молебен и поклонившись чудотворному образу целителя Марона, возвращались в свои дома."(19) Указанное свидетельство для нас особенно ценно потому, что Вера Николаевна была дочерью домовладельца Мароновского прихода, жила и окормлялась здесь, а потому "...приходский храм был всегда в глазах семьи Богатырева" (ее отца - А.Н.).(20)

Именно благодаря трудовым "копеечкам" этих простых богомольцев и было возможно стабильное существование храма. На приходские средства, судя по справке 1793 года, содержался довольно значительный клир, состоявший из священника, диакона, дьячка, пономаря и просфорницы, с их семьями, проживавшими в своих домах на церковной земле. Доходов у наших причетников было достаточно, чтобы клирики могли, к примеру, позволить себе постройку дома:

"от 1795 г. 2 июля Прошение в Московскую Консисторию от дьякона Василия Трифонова церкви прп. Марона Чудотворца, что в Старых Панях.

Имею я при означенной церкви, состоящей на духовной земле, свой собственный деревянный дом, который по причине давнего построения пришёл уже в крайнюю ветхость, почему имеет склонности к скорому разрушению и падению. А дабы его благовременно предупредить, желаю вместо оного построить дом вновь деревянный.

Просьба к Московской Духовной Консистории дозволить произвести означенное строение и о даче на то плана, куда следует сообщить"(21).

Также и вновь назначенная просфорница имеет желание и, следовательно, средства, строиться на церковной земле(22).

А в прошении на имя преосвященнейшего Платона, архиепископа Московского и Калужского за 1774 год, речь идет о деньгах, оставшихся от умершего священника Игнатия Иванова. Сумма составляла 114 р. В документе содержится просьба распорядиться деньгами для починки церкви, т. к. "...8 мая 1774 г. у церкви бурею сорвана кровля".(23) Однако серьезные денежные накопления, скорее были редкостью для наших клириков.

В целом, нашему храму и приходу не было свойственно материальное изобилие до второй половины ХIХ века. Даже в 1842 году, после четвертьвекового ктиторства здесь щедрых купцов-Лепешкиных, во внутрицерковных документах отмечается, что "При Мароновской церкви состоит приходских домов токмо 14, в них душ муж. пола 85, женск. 116 и содержание причта посредственное", а, для сравнения, через дорогу (б. Якиманку), в храме Петра и Павла было "...дворов 44, в них душ муж. пола 434, женск. 450, а содержание причта безбедное".(24)

Для многих людей храм прп. Марона был местом подвига, усилий, привлекающих на человека благодать Божию. Так, овдовевшего диакона Ивана Васильева путь многолетнего служения Богу привел к исканию монашества.

Сохранилось "Всепокорнейшее прошение" от 1792 г. 20 января члену Святейшего Правительствующего Синода Преосвященнейшему Платону, Митрополиту Московскому и Калужскому и Свято-Троице Сергиевой Лавры Священноархимандриту. В прошении говорится, что диакон Иван Васильев в церкви находится немалое время. Должность свою исправлял со тщанием и усердием. Но в связи со своим одиночеством имеет желание быть в монастыре в числе братства и просит его определить в монастырь.

Во исполнение резолюции митрополита Платона вышел указ об определении диакона Васильева Ивана в число братии Николаевской берлюковской Пустыни в надежде пострижения в монашество. Московская Духовная Консистория приказала быть ему в оной Пустыни и находиться в послушании и повиновении у Строителя, иеромонаха Иосифа. (25) Как известно, стояние в правде Божией невозможно без постоянной борьбы и труда, необходимо прикладывать нравственные усилия. А там, где есть труд и борьба, могут случаться ошибки и падения. И неудивительно, что в приходской жизни случались настроения. Последнее не должно нас ни удивлять, ни смущать.

К сожалению, сведения, дошедшие до нас от того времени, крайне скупы и отрывочны, но по ним можно составить примерное представление о том, какие беды и соблазны смущали жизнь прихода в 18 веке.

1756 г., 10 октября. Доношение храма Благовещения Пресвятой Богородицы, что в Старых Панях, диакона Алексея Александрова о сыне своём Фёдоре, который без его разрешения отлучился из дома. (26)

Как видим, и в 18 веке семейная жизнь не была гладкой…

Из документа 1763 года, 24 февраля, узнаем о ссоре жены канцеляриста Андрея Семеновича Нагибина, Варвары Даниловой, со священником церкви прп. Марона Ефимом Абрамовым, «который её в общественном месте бранил». Впоследствии они примирились. По указу Ея Императорского Величества Императрицы Екатерины Алексеевны священнику определена мировая пошлина. (27)

1790 год 4 марта. Дочь умершей просфорницы, вдовы Настасии Тимофеевой, канцелярская жена Наталия Иванова, жалуется преосвященнейшему Платону, Митрополиту Московскому, что дом её матери, который предназначался для продажи вновь назначенной просфорне Анне Фёдоровой, был оценен неверно. Приводится подробная опись всех частей дома с их оценкой. Возник имущественный спор. (28)

В 1789 году вдова маронского пономаря Алексия Петрова просит отдать ей праздное место просфорницы храма, однако, согласно указу Московской Духовной консистории, в прошении женщине было отказано, ибо стало известно, что "...она ходит попоям и состояния здорного".(29)

Из клировых ведомостей 90-х годов 18 века видно, что уровень образования духовенства, и особенно низших церковнослужителей, оставлял желать лучшего. Так, назначенный дьячком Маронской церкви Алексей Петров, незадолго до назначения был исключен из Семинарии «за безуспешностию и неспособностию продолжать науки», однако же «… по исповедании не оказался быть сумнительным к посвящению в стихарь». Далее, между прочим, говорится, что прежний дьячок Маронской церкви Михаил Гаврилов был произведен в священники, а пономарь Семен Григорьев отзывается в село Бобровку в дьякона. (30) Судя по всему, нет гарантии, что у занявших священническую и дьяконскую должности образование было сильно выше, чем у вновь назначенного дьячка. Между тем, нельзя сказать, что вопрос об образовании совсем не беспокоил наших клириков, особенно, если дело касалось будущего их детей. Из Исповедных Ведомостей Замоскворецкого Сорока за 1780-е годы явствует, что сын священника Феодора Аврамова Петр с 18 до 23 лет обучался в Московской Славяно-греко-латинской Академии.(31) И в "Допросе" Василия – сына диакона Алексея Александрова, произведенном Ревизионной коллегией в 1764 году, речь идет о определении его в Греко-латинскую Академию. Правда, непонятно окончательное решение.(32) Дело в том, что очень скоро было принято решение об исключении сына дьякона Благовещенской церкви Алексеева из Славяно– греко–латинской академии и направлении его на службу в Государственную Ревизион-коллегию.(33)

Однако, как бы там ни было, храм для этих людей являлся местом духовного подвига и восхождения к Богу, пусть и не всегда полностью реализовывавшегося в жизни... Относительно ровная жизнь прихода при скудных достатках продолжалась до трагического для Москвы 1812 года. При нашествии неприятеля храм был осквернен и ограблен поборниками западного "просвещенного гуманизма", а затем попал в зону пожара. Выгорели все деревянные постройки вокруг церкви. Сам храм, к счастью, мало пострадал от огня. Правда, вдвое сократилось число прихожан. В уцелевших четырех нижних каменных этажах на житье осталось только 48 душ мужеского и 46 женского пола.(34) «Судя по прошению священника Симеона Григорьева, поданному в декабре того же 1812 года на имя епископа Дмитровского Августина, «Мароновская церковь по нашествии неприятеля осталась оскверненною; Антиминса в тёплой церкви (т.е. в приделе прп. Марона) не было; и хотя престолы (следовательно оба) с срачицами и одеждами остались целы и неповрежденны, однако служба Божия в оной церкви не совершалась». 21 декабря был выдан ключарем Архангельского собора св. Антиминс, а 31 декабря местный благочинный ризоположенский протоиерей Василий Симеонов доносил епископу Августину об освящении «при церкви Марона Чудотворца, что в Старых Панех, придела онаго же святого. Хотя теперь престол и был освящен, 1813 года июня 3 дня по резолюции епископа Августина Мароновская церковь сделалась приписною к соседней церкви Николая Чудотворца, в Голутвине. Указом Московской Духовной Консистории предписывалось «Мароновский приход, яко малозначущий, присоединить к Николо-Голутвинскому приходу, и Мароновской церкви имущество, после разграбления неприятельского оставшееся, впредь на соблюдение принять Николо-Голутвинскому священнику по описи. (35). Там же, по-видимому, оказался и чудотворный образ прп. Марона. Несмотря на возражения причта, пытавшегося сохранить приход, и, уповая на милость Божью, считавшего своё содержание «от прихожан и молебщиков пред чудотворным образом прп. Марона довольным», по решению церковных властей наступил перерыв в Богослужебной жизни храма. Дом Божий, как место благодатного освящения и нравственно-аскетических усилий, оказался невостребованным и запустел. Народ, живший за десятки верст, отвык посещать храм прп. Марона, так как приходившие находили его запертым даже в праздничные дни. Указанная ситуация продолжалась целых пять лет, до 1818 года, когда началось возрождение Мароновского храма, и открылась новая светлая страница в его жизни, связанная с именем купеческой династии Лепёшкиных. По учению Евангелия, как известно, всякий христианин призван служить тем даром, который получил. Поэтому и благотворительность состоятельных людей является их служением Богу. Апостол Павел наставляет "...раздаватель ли, раздавай в простоте; … благотворитель ли, благотвори с радушием." (Рим; 12,8). Видимым образом такое служение было проявлено еще при земной жизни Спасителя, когда верные Ему женщины следовали за Ним по зову сердца и "служили Ему имением своим" (Лк. 8,3) А после войны 1812 года Господь призвал послужить Ему "от имений своих" купеческую династию Лепешкиных. В 1818 году на имя Дмитровского еп. Августина поступило прошение, извещающее о том, что "церковь … ныне исправлена и к отправлению священнодействия утварию довольна". (36)

Это прошение "… подписали между прочими прихожанами московский купец Лонгин Кузьмич сын Лепешкин и московский купеческий сын Василий Лонгинов Лепешкин. Можно предполагать, что они были главными виновниками восстановления самостоятельности Маронского прихода" (37).

Согласно указа Московской Духовной Консистории от 08.03.1834, "Маронская церковь не только благоукрашена, но и совершенно сохранена от уничтожения по бедности ее после 1812 года, усердием покойного Василия Лонгиновича Лепешкина." (38)

Дальнейшие плоды жертвенного служения Лепешкиных на благо храма весьма и весьма значительны. Ниже попробуем обозначить наиболее очевидные из них для стороннего наблюдения. Истинное число их благодеяний храму и ближним знает лишь Бог…

С 1818 года в течение 84 (!) лет представители дома Лепешкиных были неизменными потомственными старостами Маронского прихода. В бесконечной чреде беспрерывных благодеяний проходило их служение храму. Деятельность их охватывала три основных направления: строительные работы в храме и на церковной земле, заботы о внутреннем убранстве храма, дела милосердия или, говоря современным языком, социальное служение в Мароновском приходе.

"Отношение Лепешкиных к Мароновскому храму теперь таковы, что, излагая историю сего храма с 1818 года, придется лишь описывать, в чем и как обнаружилась любовь того или другого члена к нашему храму.. 1831 года апреля 7 дня, староста Мароновской в старых панех церкви, Василий Лонгинович Лепешкин вошел к Высокопреосвященству Филарету, Митрополиту Московскому и Коломенскому с прошением "дозволить ему по своему желанию и собственным иждивением устроить придел с левой стороны храма, для чего отнести стену на 2 сажени и поднять своды." (39)

С этих пор церковь стала трехпрестольной. Автору данного изложения довелось работать по реставрации кирпичной кладки храма. Судя по ее характеру, можно сказать , что в 1831 году была проведена весьма внушительная работа. Очевидно, переложенный объем кладки составил едва ли не половину всего церковного здания на тот момент.

В заботах о здании храма Василий Лонгинович никак не забывал и о людях. "В 1837 году сентября 19-го , он купил двухэтажный дом на смежной с церковною земле … с целью в нижнем этаже поместить на бесплатное жительство 6 бедных женщин, а верх отдавать в наймы, при чем "половину суммы, которая будет получаться за отдачу верхнего этажа, предоставить в пользу священно-церковно-служителей означенной Мароновской церкви, а другую половину употребить на поддержку сего здания." (40)

К сожалению, Василий Лонгинович вскоре умер, и деятельность его на посту церковного старосты продолжалась лишь до 1840 года. Он умер 54 лет от роду, передав заботы о храме преп. Марона своему сыну Николаю Васильевичу. В духовном завещании Василий Лонгинович назначил на перестройку и возобновление храма капитал 7 142 руб. серебром (!). Сын его, Николай Васильевич, с сего времени и до самой смерти не переставал жертвовать на храм Преп. Марона.

Согласно завещанию отца, Николай Васильевич взялся за возобновление храма. Однако не следует думать, что он это делал как избавление от тяжкой и трудной обязанности. Напротив, сколько здесь было проявлено прилежания сердечного и любви к дому Божию! Один только проект архитектурный составлялся и уточнялся на протяжении двух лет, его обсуждали на различных заседаниях Священного Синода, так что итоговый вариант был рассмотрен и утвержден самим императором, усиленно радевшим о внешнем виде наших церквей. Окончательная сметная стоимость оказалась больше завещанной Василием Лонгиновичем на три суммы с лишним тысячи рублей серебром. Однако Николай Васильевич без колебаний идет на дополнительные траты.(41)

"В 1841-1844 гг. храм не только был возобновлен внутри и снаружи, но был изменен и внешний вид его" (42) Эти строки из дореволюционной брошюры, посвященной нашему довольно скупы на первый взгляд, но, сколько труда стоит за ними!

Видимо, к этой поре следует отнести существенную реконструкцию колокольни, которая приобрела уникальные акустические свойства, что в сочетании с редким, музыкальным подбором колоколов, создало неповторимое благозвучие звона. Мароновская колокольня, по мнению тонких знатоков музыки, акустики и гармонии (например, К. К. Сараджева), представляет собой в сложившимся виде, к началу ХХ века, явление особенное. На вопрос Анастасии Цветаевой, почему Сараджев "пристрастился именно к Мароновской церкви", этот феноменальный гений абсолютного слуха ответил: "...Мароновские колокола меня так поразили потому, что подбор их представляет собой законченную гармонию!"(43).

Но вернемся к нашему повествованию. "Полное освящение, по возобновлении храма, было совершено 1844 г. в 29-й день октября приснопамятным Филаретом, Митрополитом Московским и Коломенским." (44) Надо сказать, что Владыка очень много внимания уделял положению дел в Маронском храме в период его поновления, равно как и в дальнейшем не забывал о нем.(45)

Близость Лепешкиных с Митрополитом Филаретом, светильником благочестия, "патриархом синодальной поры", замечательна. Как известно, на Руси город не стоит без святого, а село без праведника. Так и наш храм, очевидно, хранил Господь благодаря заботе таких высокодуховных особ, как Свт. Филарет.

Такое благорасположение Святителя очень ценили в нашем приходе. Достаточно сказать, что антиминс, подписанный владыкой, бережно хранился и использовался по назначению на престоле маронского храма без малого 60 лет (!), и заменен на новый лишь в 1901 году.(46)

Благотворительная деятельность младшего сына Лонгина Кузьмича Лепешкина - Семена Лонгиновича (1787-1863), кстати, храмоздателя и основного благотворителя церкви Живоначальной Троицы (ныне - храм Богословского института) также "…соприкасалась и прямо совпадала с деятельностью святителя Филарета, с которым у него была переписка что далеко не часто допускал Митрополит Филарет." (47)

Другим святой жизни человеком, удостоившим Семена Лонгиновича своей переписки, был старец Зосима (Верховский), основатель Одигитриевской женской общины в Верейском уезде, после смерти которого, в 1833 г., заботы обители приняло на себя боголюбивое семейство Лепешкиных. То, что Лепешкины смогли заметить подлинную святость в лице старца Зосимы, и потянулись к ней само по себе уже характеризует их, тем более, что старец и руководимая им женская община находились в ту пору в чрезвычайно стесненных жизненных обстоятельствах, без своего постоянного места, вынужденные из-за нестроений покинуть прежнее место подвига в Сибири. Но милостивый Господь послал им утешение: семейство купцов Лепешкиных. "...Благодетель С. Л. Лепешкин строил необходимые постройки, прекрасный храм, ограду с башенками. Его племянницы Вера и Маргарита были игумениями, а оптинский старец Антоний их духовно опекал".(48)

Забегая вперед, укажем также, что последней игуменией Троице-Одигитриевого монастыря (с 1920 г. до его закрытия в 1928г.) была правнучка Василия Лонгиновича - матушки Афанасия, чей исповеднический путь закончился в 1931 г. в ссылке в Средней Азии.

Возвращаясь к участию старост-Лепешкиных в приходской жизни «своего» храма, необходимо особенно выделить деятельность Николая Васильевича Лепешкина." Служение Николая Васильевича в должности церковного старосты Мароновского храма останется навсегда примерным. Посему-то имя Николая Васильевича для всякого, кому близок и дорог храм Преподобного Марона Чудотворца, должно быть незабвенным. В буквальном смысле не перечесть жертв и заслуг его для храма! Все - за самыми небольшими разве исключениями, - все драгоценное, что видит глаз в Мароновском храме, - все это дар, жертва приснопамятного Николая Васильевича Лепешкина: священные сосуды, из которых одни приобретены даже с выставки, напрестольные кресты и Евангелия.

Ценные - массивные сребропозлащенные ризы на иконах, таковые же хоругви и лампады, все церковная утварь, ценные священнические облачения и пр. и пр. (49)

Пожертвования Николая Васильевича в Мароновскай храм огромны: "с 1840 по 1855 год пожертвовано всего на сумму 36.680 рублей; свыше 23.000 в 1855-1865 годах, около 23.000рублей в 1866-1871 годах"(50). Кроме того, Николай Васильевич Лепешкин "в 1856 г. приобрел в пользу церкви дом дьякона за 2000р. с бесплатной квартирой для дьякона. С 1870 по 1875 гг. на снабжение Храма утвари – 2300р. В 1875 г. приобрел для священника дом с флигелем с бесплатной для него квартирой за 7000р. Всего в пользу церкви и причта за 12 летний срок служения старостой употребил кроме негласных пожертвований 80000р".(51)

По ходатайству церковнослужителей и прихожан Мароновкого храма, за усердие и полезную службу церковным старостой Н.В. Лепешкин был награжден 28.01.1857 г. орденом св. святого Станислава 3 степени, а затем - орденами Владимира 4-й и 3-й степени за примерное усердие и полжертвования в пользу церкви по должности старосты." (52) Всего же различных наград у Николая Васильевича было не менее десяти.(53) Казалось бы, цель жизни достигнута, ведь сделано так много, что нам теперь даже представить. Но не такой был Николай Васильевич. Благоукрасив должным образом храм, после 1871 года он все более стал задумываться о помощи вдовам и сиротам причта. Видимо, чувствую близкую кончину, он хотел обеспечить их на будущее время.

Особо памятен в этом отношении 1881 год, когда открыл свои действия учрежденный Николаем Васильевичем "Комитет для вспомощствования священно- церковно-служителям и другим лицам, служившим при Мароновской церкви." Это было уникальное и единственное учреждение в епархии подобного рода.

Замечательно, что подобное благодеяние опять-таки было осуществлено при посредстве и с благословения Митрополита Филарета. Еще в 1864 году любвеобильный староста Лепешкин предоставил прошения на имя святителя, а в придачу к оному 1900 рублей.

В дальнейшем ".. В 1881 году он внес еще 1100 рублей и комитет открыл свои действия. Следовательно 20 слишком лет вдовы чинов причта …получают ежемесячное пособие.

Вечная память рабу Божию Николаю!

Сколько слез было и будет отерто безпримерною, повторим, благотворительностью Н.В.Л.!" (54)

В 1881 г. Николай Васильевич затевает новую значительную, теперь уже последнюю до революции перестройку храма, внешний вид которого более не изменялся около 50 лет, до эпохи советских гонений. Вскоре после этих трудов и хлопот, сей ктитор Мароновской церкви скончался 24 октября 1882 года.

Обязанности церковного старосты взял на себя сын покойного – Василий Николаевич. В период его служения храму был поновлен центральный иконостас, вся церковь сделалась теплой, была открыта первая в Москве Церковно-Приходская школа. У архитекторов и реставраторов, занимавшихся воссозданием храма после коммунистического поругания в ХХ в., часто вызывало чувство благодарного восхищения то, с какой любовью и старанием были сделаны необходимые усовершенствования и доработки. Все изменения носили творческий характер – использовались передовые технологии того времени, например, воздушно-огневая калориферная система отопления, система вентиляции и прочие, новые материалы (цемент, где это нужно, метлахская плитка и т.п.)

Одновременно с этим, процесс освоения жертвуемых ктиторами средств был не простым «вбухиванием», наподобие той безвкусицы и дорогостоящей пошлости, что имела место в домах нэпманов или нынешних «новых русских». Главной жертвой было любящее сердце, поэтому отношение к храму было творческим и любовным. И стены храма свидетельствуют об этом до сих пор.

Впрочем, надо отдать должное купцам Лепешкиным: их благотворительная деятельность во славу Божию далеко не ограничивалась пространством храмов или монастырей. Среди наград Николая Васильевича Лепешкина, имеются, например, и такие: "золотая медаль с надписью – за полезное – для ношения на шее на Владимирской ленте за усовершенствование в фабрикации химических продуктов в ситцевой фабрикации, за благоразумное устройство паро- и газо-отводных труб для отвращения вредного влияния газов на здоровье рабочих". Или:

" бронзовая медаль для ношения в петлице на Аннинской ленте за пожертвования на военные надобности войны 1853 – 56 гг".(55) Поистине, любовь к ближнему и благотворительность невозможно заключить ни в какие стены, даже, если это стены дома Божия!

Деятельность представителей дома Лепешкиных естественно вызывает желание понять мотивы их благотворительности.

Вот что написал в своем духовном завещании Василий Лонгинович Лепешкин: «Бог убожит и обогатит. Чувствуя в смиренном сердце неизреченную благость Господа Бога, благословившего меня видимым достоянием, почитаю первую обязанностью часть сего достояния употребить на Богоугодные устройства в славу Бога, благ подателю.» И еще, уже обращаясь к своим детям: «Держать всегда в памяти, что страх Божий, труд и честность суть начала всякого добра и ума и успеха.» (56)

«Благотворительность российского купечества объясняется не только тем, что у него были деньги, а в первую очередь тем, что основы его мировоззрения и морали покоились на религиозных началах, причем религиозность в этой среде всегда отождествлялась с церковностью». (57) Здоровая закваска веры уберегала лучших представителей купечества от паразитического потребительства, давала возможность нести бремя богатства достойно, не теряя человеческого лица.

Подобное отношение к жизни, несомненно, должно было с младенчества формироваться в семье, поэтому понятна огромная роль жены и матери в этом процессе.

Поистине пример доброй христианской жизни супруги и матери показала Любовь Николаевна, жена Николая Васильевича Лепешкина, мать последнего Мароновского старосты из их рода. Любовь Васильевна после смерти мужа в 1882 г. все 13 лет своего вдовства посвятила Мароновскому приходу, став первым представителем Церковно- приходского попечительства. "В последние годы своей жизни она была так близка к храму и причту, что ничего не делалось и не предпринималось без ее ведома. В делах благотворения она следовала примеру мужа своего … Ею воздвигнут новый двухэтажный дом, где помещается богадельня, взамен изветшалого …, при чем штат призреваемых удвоен (с 6 на 12), обеспечено их содержание капиталом в 10 тысяч рублей. Немало ее жертв и в храме.." (58)

Скончалась Любовь Васильевна 02.01.1896 г. на 73-м году жизни, удостоившись некролога в "Московских церковных ведомостях": "Отзывчивая ко всякой нужде ближнего, Любовь Васильевна не оставляла без удовлетворения не одной поступавшей к ней просьбы. Были семьи и лица, которые пользовались от нее не один десяток лет ежемесячными пособиями, иногда в крупных размерах. Можно с уверенностью сказать, что Любовь Васильевна все существо свое, всю жизнь свою отдала делам одной любви." (59)

И другие представительницы дома Лепешкиных вносили свой вклад в дело благоукрашения "родного" Маронского храма: "Сколько от них шитых собственноручно больших ковров… Есть собственный их работы пелены и многое другое." (60)

Понятно, что такая семейная атмосфера, пронизанная любовью к дому Божию, непрестанным благотворением, не могла не давать доброго плода в деле воспитания: из дома Лепешкиных вышло много достойных людей.

Завершая повествование о служении старост-Лепешкиных упомянем, что в 1892-1893 гг. "...что-то неблагополучное случилось в делах Василия Николаевича", отца будущей игумении Афанасии. В 1895 г. его сменил брат на посту церковного старосты.(61) И в последующие 7 лет должность маронского старосты по скорбной необходимости приходилось замещать часто: братьям Лепешкиным катастрофически не хватало времени жизни. Господь призывал их к Себе в весьма молодом возрасте, но ,видимо, уже исполненных добродетелей. Со смертью в 1902 г. Сергея Николаевича закончился длинный сравнительно ряд старост мароновской церкви из дома Лепешкиных.(62)

Особую страницу в Мароновской летописи представляет Церковно-приходская школа.

В 1885 году, непосредственно сразу после объявления Высочайшей воли Государя императора Александра Ш о церковноприходских школах, при храме Марона Пустынника была открыта первая в Москве ЦПШ.

Старосты храма и попечители смогли создать в ее стенах удивительную атмосферу любви и внимания к своим питомцам. Об этом можно судить хотя бы по тому, что на двадцатипятилетний юбилей школы приветствовать ее пришли многие бывшие ученики.

За 25 лет в Мароновской школе обучение прошло 838 человек. Некоторые из учеников потом продолжали образование в других учебных заведениях, в том числе и высших, но большинство заканчивало свое образование здесь. И потому особенно ценны свидетельства бывших учеников, что многим хорошим в своей жизни они обязаны исключительному закладу, который дала им Мароновская школа.(63)

Большой вклад в деятельности Мароновской школы внесли клирики церкви. Так, псаломщик Николай Васильевич Синьковский и диакон Николай Тимофеевич Воронцов состояли безвозмездно учителями при церковно-приходской школе (первый - русского языка, второй - законоучителем). А настоятель о. Сергий Лаврентьев являлся заведующим школой и безвозмездным законоучителем с 1886 по 1913 г.(64) Жизнь школы, в пору его настоятельства, была насыщенной и разнообразной. Сохранились, к примеру, упоминания о паломнических поездках, которые им организовывались для учеников.(65) Об этом замечательном пастыре стоит сказать немного подробней. Он был определен в Мароновскую церковь в ноябре 1886 г. (66)

Сохранились сведения о том, что это был человек высокой духовной жизни. Важные воспоминания об о. Сергии поведал Е. Л. Четверухиной замечательный наш прихожанин - Василий Петрович Максимов, который, несмотря на тяжкий недуг, был избран на должность старосты в лихие 20-е годы, так как пользовался огромным авторитетом.

"Василий Петрович рассказывал мне о том, какой у них в приходе преподобного Марона замечательный по своей духовной жизни настоятель - о. Протоирей Сергий Лаврентьев. И о. Герасим (прозорливый старец Чудова монастыря в Кремле - А.Н.) его любил. К о. Сергию отовсюду съезжались больные, одержимые, припадочные, и он над ними читал молитвы и их исцелял." (67)

Похоже, что к указанному периоду (10-е годы ХХ в.) по-прежнему стали совершаться многочисленные паломничества простого народа к чудотворному образу преподобного Марона, чудного помощника от обдержания бесовского и врача в недугах душевных и телесных. Над этими то страждущими и больными совершал молитвы блаженной памяти о. Сергий. Враг рода человеческого не мог вынести такого посрамления и, по попущению Божию излил свою злобу на о. Сергия: "На него кто-то недобрый наклеветал епископу Трифону, и о. Сергия перевели в приход Никола-студенцы. Перед тем его увидел о. Герасим и сказал ему, что для него готовится большой венец…

Недолго прослужил о. Сергий на новом месте: вскоре простудился, занемог и скончался." (68)

«В истории школы имели место события , особо свидетельствующие о патриотическом настрое и делах милосердия. Так, в феврале 1904 г. в самом начале русско-японской войны в школе была открыта мастерская по изготовлению белья для раненых, в которой работало свыше 25 человек при 12-15 швейных машинах. Разными, часто неизвестными лицами, мастерской было пожертвовано до 2 тысяч аршин материи, которая пошла на изготовление 45 дюжин комплектов белья.

В половодье 1908 г., когда из-за необычайного разлива Москвы-реки были затоплены все низко расположенные части города и пригородов, а в замоскворечье люди спасались на чердаках и крышах домов и по улицам передвигались на лодках, Мароновская школа приютила несколько семей с малолетними и грудными детьми». (69) А с началом I Мировой войны здесь был открыт лазарет для раненых на западном фронте. (70)

Начало ХХ века, - время вызревания революционной проказы в России, - накладывало свой отпечаток и на церковное общество. Наш приход, увы, также не был исключением. В годы между революциями 1905 и 1917 гг. имела место клевета (анонимные доносы) со стороны членов прихода на духовенство, нравственная дезориентированность , непочтительность, порой истеричность. Так, в 1906 г. отставной унтер-офицер Артемий Максимович Соболев жаловался "Владыке Метрополиту" на протоирея Сергия Лаврентьева, будто бы тот перед Всенощной на клиросе избил палкой его 8-летнего сына. Было проведено следствие по этому делу и выяснилось, что Соболев обвинения свои строил с чужих слов, преимущественно со слов соседских мальчишек, от обвинения отказался и просил дело прекратить. (71)

Явный признак духовного нездоровья видится и в хозяйственной жизни храма. Так, в 1906 г. до сведения Духовной Консистории дошло, что староста храма Е.А. Гольцов совершал недозволенные операции по закупке свечей и сбыту свечных огарков частному предпринимателю, тогда как полагалось покупать свечи только на Епархиальном Свечном заводе и туда же продавать огарки. Без ведома и согласия настоятеля на частный завод было продано 12 пуд 18 фунтов восковых огарков на сумму 298 рублей 80 копеек и по этому случаю между священником и церковным старостой производилось судебное дело. (72)

Во время I Мировой войны храм не оставался в стороне от всенародной беды: при нем открылся лазарет, где проходили лечение и реабилитацию после ранений пострадавшие на фронтах войны.

В связи с деятельностью лазарета на священника Сергия Лихачева поступил анонимный донос, в котором о. Сергий обвинялся в использовании пожертвований на лазарет для своих нужд и в своекорыстной эксплуатации раненных, в нетрезвости, в неосенении себя крестным знаменем при входе в храм, в искажении возгласов во время богослужения, в искажении смысла слов при чтении Евангелия, в уклонении от произношения проповедей в храме, в изрыгании перед престолом во время богослужения, как последствия алкоголя в абсолютно небрежном и недостойном сану пастыря служению и поведению в Храме. Собрание Приходского Совета 18 июня 1917 г. высказало негодование, что все в жалобе ложь и клевета и постановило обратиться в надлежащую инстанцию с просьбой о прекращении следствия. В окончательном мнении духовного следователя о. Петра Лагова от 3 августа 1917 г., говорится, что лицо, написавшее донос, не выявлено, хотя по времени донос совпадает с предвыборной агитацией Е. А. Гольцова старостой, которого решено в этой должности не оставлять. Слухи об использовании о. С. Лихачевым продуктов, отпускаемых для лазарета, не подтвердились. Что касается работ раненых, то они делались с согласия доктора и не только у священника, но и у других. В деле имеются благодарственные письма священнику Лихачеву от бывших раненых.(73) Видимо, смутные настроения и революционное брожение в обществе повлияли и на некоторых прихожан, вызвав желание «половить рыбку в мутной воде…»

Но вот в наше тихое, с патриархальным укладом Замоскворечье, пришла революция. При новой власти, открыто заявлявшей о своих богоборческих устремлениях и с поистине сатанической энергией проводившей их в жизнь, верность Богу и Церкви значила исповедничество. В 1918 г. прихожане храма Преподобного Марона как бы восприняли благословение на предстоящий подвиг стояния в вере от Святителя Тихона, который служил здесь литургию в день храмового праздника и молебен, а перед ней освятил список с новоявленной Державной иконы Божией Матери - небесной преемницы самодержавной власти на Руси.

Новая власть поставила церковь в нарочито невыносимые условия: душили налогами, клириков лишали гражданских прав.(74) Капиталы, оставленные на нужды Храма прежними благодетелями в банках, естественно, были «национализированы». Поэтому обычные заботы по обеспечению жизни храма были своего рода подвигом в это голодное и полное лишений время. Однако, наши прихожане не стали просто «выживать поодиночке», как это делается теперь. Общими усилиями в храме производились необходимые ремонты, оказывалась помощь малоимущим и необеспеченным. Для некоторых в 1918 г. (!) приход постановил купить жилплощадь, а для детей организовать на территории прихода ясли.(75)

Но Советская власть все меньше оставляла простора для деятельности церкви. 7 февраля 1919 г. нашему приходу был навязан договор, по которому выборные 30 человек прихожан «… приняли от Московского совета в бесплатное пользование находящееся в Москве … богослужебное здание». (76)

В условиях договора обращает на себя внимание обязательство «беречь переданное народное достояние». Так Дом Божий стал «народным достоянием» безбожной республики Советов.

 

Договор необходимо было ежегодно возобновлять, при чем в соответствующие органы представлялись списки лиц, желающих «удовлетворять религиозные потребности» в данном храме и готовых быть за него поручителями. Внести свое имя в список активных прихожан было небезопасно, ибо под угрозу ставились не только карьера человека, связанного с церковью, но и будущие его детей, была реальная угроза попасть под подозрение в политической неблагонадежности и КРД. (прим: - Контр-Революционная Деятельность)

Тем не менее, все 20-е годы находились люди, которые ради Христа не считались с такой опасностью.(77)

Нельзя сказать, что все одинаково были тверды в этом исповедничестве. Некоторые, сейчас уже не выяснить, по какой причине, уходили из прихода и приходского совета, особенно к концу 20-х годов.

Один человек, например, письменно заявляет о своем уходе из общины и просит дать ему справку о том, что он в приходе больше не состоит. (78) Но, в целом, приход держался, и даже во внутренних документах Советской власти отмечается, что в храме имеется приход в количестве 100-150 человек, и свидетельство это исходит от людей, которых трудно заподозрить в симпатиях к храму. (79)

А на "описи церковных и ризничных вещей Мароновской, что в Старых Панех, церкви Замоскворецкого Сорока", составленной в очередной раз для Административного отдела Московского Совета Р.К. и К.Д., датированной 3 января 1925г, стоят подписи 439(!) верующих.(80)

В апреле 1922 года, во время кампании по изъятию церковных ценностей, нашему храму, как и многим другим, выпало тяжкое испытание. Изъятие ценностей из Мароновского храма прошло, видимо, без открытой борьбы. В оперативной сводке Московской губернской комиссии от 5 апреля 1922 г., когда грабили наш храм, говориться лишь, что "небольшие толпы группирующихся возле церквей, но ведут себя смирно". (81)

По-своему примечательно, что из нашей небольшой слободской церкви с традиционно малым числом приписных дворов было изъято огромное количество ценностей - 19 пудов 5 фунтов. В группе церквей, обобранных заодно с нашей, больше ценностей оказалось только в Николо-Кузнецкой (22 пуда 29 фунта), и в храме Иоакима и Анны (21 пуд 39 фунтов). (82)

После закрытия маронского храма в 1930 г. из него окончательно "вымели" еще 7,4 кг серебра (сданного в ГосБанк).

Такое тяжкое надругательство и оскорбление чувств верующих окончательно рассеяло иллюзии относительно намерений Советской власти по отношению к Церкви, закалило прихожан в терпении скорбей и исповедании веры на пути к Царству Небесному. Между тем, организаторам этого погрома их затея ничего путного не принесла. Не принесла она и облегчения голодающему населению России. Как теперь нам известно, "деньги были пущены на финансирование мировой революции, других подобных мероприятий, частично расхищены".(83)

Приход храма проявил стойкость по отношению к обновленчеству, оставаясь одним из форпостов верности православию и Св. Тихону в Замоскворечье. Незадолго до этого времени и сам Владыка посетил с богослужебным визитом наш храм в 1918 г. Святейший тогда совершил Божественную литургию, а перед ней освятил список с новоявленной иконы Божией Матери «Державная». Может быть за эту любовь к Своему избраннику, проявленную маронскими прихожанами, и Господь, утешая своих верных рабов, посылал к нам верных служителей алтаря. Так, в 1925 г. в храм перешел ныне прославленный как свяенномученник, протоиерей Сергий Махаев, ибо место его прежнего служения заняли обновленцы.

В прошении на имя Высокопреосвященнейшего Петра, Митрополита Крутицкого, о. Сергий писал:

"Ввиду передачи нашего храма управлением Моссовета группе верующих "Союза возрождения", прошу причислить временно вплоть до решения дела в Наркомюсте, к храму Св. Марона Чудотворца, что в Старых Панях, прихожан, состоящих в каноническом общении в составе меня, диакона Федора Чемичева и просфорницы Марии Введенской. 1924 г. марта 1 дня.

Протоиерей Сергий Махаев. Причт Маронов выражает свое согласие…" (84)

Следует напомнить, что после революции "должность служителей культа" была выборной. Сделано это было, как известно, специально, чтобы лишить священника духовного авторитета и поставить его в зависимость от своих пасомых. Однако замечательно, что в сложившейся ситуации, наши прихожане не пошли на поводу у низменных страстей, а выбирали себе самых благочестивых и стойких в вере пастырей. В 1927 г., после смерти всеми любимого старца-протоиерея Николая Синьковского, явившего пример добродетельной жизни и прошедшего в приходе многолетний путь от простого псаломщика до настоятеля, на его место избрали известного деятельного батюшку, человека святой жизни и исповеднической судьбы - о. Александра Воскресенского, который и пробыл настоятелем храма вплоть до его закрытия в 1930 г.(85)

Здесь мы на некоторое время прервем нить нашего исторического повествования, и, в качестве иллюстрации околоцерковной обстановки тех лет, приведем некоторые страницы из жизни одного по своему замечательного человека, чья судьба также оказалась связанной с храмом преподобного Марона. Его звали Константин Константинович Сараджев.

Обладая редким по гениальности слухом, он слышал такие мельчайшие доли музыкального звукоряда, что сложно себе вообразить. «Он утверждал, что он различает по 121-му диезу по обе стороны каждой ноты. Константин Сараджев прекрасно играл на рояле, и сам писал композиции. Но из всех музыкальных инструментов наивысшим искусством он считал звон в колокола. С детства от восприятия звука некоторых колоколов он падал в обморок (так глубоко он переживал их звучание – А.Н.). Он знал на память звук каждого из 4000 московских колоколов и распознавал звон даже тогда, когда окружающие ничего не слышали. Самыми лучшими московскими колоколами он считал колокол церкви Св. Марона близ большой Якиманки. Там он большей частью и звонил.» (86).

Сохранилось описание одного из колокольных концертов Сараджева на нашей колокольне: "Большой двор церковный двор в одном из замоскворецких переулков медленно наполнялся народом. Если бы взглянуть на него сверху - обозначились бы две струи идущих: одна направлялась в храм, другая растекалась по дальнему углу двора, над которым возвышалась колокольня. И в то время как первая струя входила в двери безмолвно, вторая наполняла двор жужжанием разговоров... Подняв головы, смотрели стоявшие на того, кто играл вверху, запрокинувшись. Он летел бы, если бы не привязи языков колокольных, которыми он правил в самозабвенном движении, как бы обняв всю колокольню, увешанную множеством колоколов... Но вот уже бежит по лесенке псаломщик: "Хватит! Больше не надо звонить!" А звонарь "зашелся", не слушает! Заканчивает свою "гармонизацию"...".(87)

В данном описании заслуживают нашего внимания, как кажется, две вещи:

1) Два потока людских, один маленький, безмолвный - в храм, другой большой, жужжащий - по дальним углам двора. Это разделение людей в отношении к нашему храму в данном эпизоде, выглядит довольно симптоматично для всей революционной эпохи в целом.

2) Самосознание самого Сараджева, как звонаря. Он звонит не для пользы люда церковного. Он истово самовыражается. Его не интересует храм. И такой раскол в сознании между духовностью и искусством также характерен для многих, по крайней мере слушателей.Никто из них уже и не вспоминает о том, что колокольный звон имеет характер культового действа, вынесенного за пределы храма во вне. И как всякое культовое действо в православии призван способствовать встрече Бога и человека. В противном случае это будет звон в пустоту, как бы благозвучен он ни был.

К сожалению, при всей сараджевской гениальности, звон его по сути и был зовом в никуда. Этот человек не понимал церковной сути колокола, она была от него сокрыта, ибо Константин Константинович был внутренне чужд Церкви, о чем и сам говорил: «Всюду, куда я ходил хлопотать о получении колоколов для совершенствования Маронской колокольни, где имеются лучшие колокола, я поднимал вопрос о том, чтобы отделить колокольню от Церкви и сделать ее концертной, то есть приспособить ее для исполнения музыкального звона. Я смотрю на это совмещение колокола с Церковью как на свое самое больное место; об этом немало было разговоров… Было ясно, что мой звон – это музыка, а для Церкви нужен лишь звон Церковно-звонарский! Это, наконец, стало для меня просто-таки нестерпимо! – взволнованно прозвучало признание.» (88) Сараджев пытался реализовать свою мечту создать колокольню как музыкальный инструмент, выражающий его гениальное звуковосприятие. С этой целью добился выезда в США, в Гарвард, куда были доставлены проданные с московских закрываемых церквей колокола. Но дело его пропало всуе.

Непонятый и ненужный самодовольным американцам, он оказался ими вышвырнут обратно в СССР в декабре 1930 года. А затем, «в1942 году он умер в Москве, по слухам, - в доме для нервнобольных». (89)

Так вот, ничем, окончилась жизнь этого высоко гениального человека, проходившая в тесном контакте с храмом, но не сумевшего дойти до очевидных вещей. По своим воззрениям он, видимо, не был атеистом, особенно воинственным. Как кажется, он был ближе всего к деизму, но это его ни к чему не обязывало, и на поверку оказывалось духовным безразличием...

Возвращаясь к нашему историческому повествованию, необходимо отметить, что хотя в приходе были светильники веры и благочестивые люди теперь уже ушедшей Москвы, - храм, очевидно, не без промысла Божия, был предан поруганию ради сугубо прагматических интересов насыщения "туком земным": техникуму жировой промышленности захотелось иметь здесь библиотеку для проведения "культурно- просветительной работы".(90)

Приходской актив пытался отстоять истину, обжаловать решение о передаче храма "жировикам", но коммунистическая действительность не допускала сантиментов: решением ВЦИК от 28.12.29 за подписью члена президиума «товарища» Смидовича просьба верующих была отклонена никогда не дрожащей рукой. (91)

Из закрытого храма, как с пепелища родного дома, прихожане стремились спасти, вынести остатки утвари, книги, лампадное масло. Чтобы сохранить от поругания, в храм Иоанна Воина передали некоторые иконы, в том числе чудотворный образ Преподобного Марона. Из того, что в соседний храм по описи передавались даже свечные огарки и дрова, видно, с каким благоговением относились прихожане к церковному имуществу. (92)

Беспредел, проявленный техникумом жировой промышленности, продиктованный лукавым стремлением к духовному мародерству, внушенный "отцом лжи", не принес пользы прельщенным. Отобранный у верующих храм оказался просто брошенным. На "культурное освоение" Дома Божия и его переоборудование у жирового техникума не хватало средств. В течение 1930 г. здание несколько раз переходило из рук в руки. Его «хозяевами» поочередно были: техникум жировой промышленности, ГИДРОСТРОЙ, ГИПРОМЕЗ, ГИПРОМСТРОЙ. Решено уже было снести храм и на его месте строить институт инженеров-строителей, но промыслительно спасла «родная» советская бесхозяйственность. ГИПРОМСТРОю даже грозились донести до сведения РКИ (прим: РКИ - Рабоче-крестьянская Инспекция) о допущенной поломке дверей, побивке стекол и пр. (93)

В сентябре 1930 г. храм предали Постоянной Всесоюзной Строительной Выставке для организации модельной мастерской, а с 1933 года до скончания советской власти, в храме, поруганном и изуродованном до неузнаваемости, функционировал гараж. (94) В те страшные годы многие храмы России разделили судьбу своего Небесного Хозяина и Владыки. Не стал исключением и храм Преподобного Марона Пустынника. Архивные документы повествующие об изъятии к примеру:

"...разных парчовых изделий из церкви Марона… Облачения, фелони, стихари, пелены, воздухи, занавесы, подризники, покровы, ветошь из престольных облачений (!-А.Н.), набедренников, орарей, поручей, поясов, крестов от воздухов и пр.

Всего на 2.773 рубля.

Упаковано в 7 мест. Сдал: Принял: ... "(95)

- невольно на память приходят слова Чинопоследования Страстей Господних: "разделиша ризы Моя себе и о одежде Моей меташа жребий"

Подобным образом поступили и с прочим имуществом храма, причем устроители нового прогрессивного общества, руководимые "моральным кодексом" не гнушались прямо-таки мародерских выходок. (См. приложения)

Вслед за песнописцами и авторами службы Страстной пятницы, изучая церковное «наследие» советской поры, вновь хочется воскликнуть: "покланяемся страстем Твоим, Христе, покажи нам и славное Твое Воскресение!"

Да, Мароновскому храму посчастливилось, в отличие от многих других, пережить свое Воскресение из коммунистического небытия. Но кто мог об этом мечтать тогда?..

* * *

В нашей приходской библиотеке имеется одна чудесным образом обретенная книга. Это от руки переписанное издание, содержащее в себе текст богослужения, посвященное небесному покровителю храма. Книга является немым свидетелем, прошедшим через бури и лихолетье первых лет революции, массового религиозного одичания народа, атеистического угара, насаждаемого безбожной властью.

В тексте службы, среди прочих слов и выражений, преподобный Марон воспевается как бесстрашный подвижник, "…место, оскверненное языческими идоложертвенными приношениями освятивый совершением бескровныя евхаристическия жертвы". (96) Действительно, его житие повествует о том, как преподобный занял «вершину священной для язычников горы, где те совершали жертвоприношения», на этом месте посрамил диавола, «многодневным пощением освятил место языческих требищ и превратил его в место служения Богу». (97)

Но обратимся к нашей недавней истории. В 1993 году, в самом начале процесса восстановления храма, молодой настоятель, ведению которого был поручен вчерашний гараж для тяжелой техники, сказал с грустной иронией: «некогда преподобный Марон место диавольских беснований сделал местом молитвы и Евхаристии. В ХХ веке наоборот: храм преподобного Марона – место молитвы и Евхаристии – стал вертепом языческих требищ».

В самом деле, с этими словами трудно было не согласиться. Взору первых прихожан предстала ужасающая картина: изуродованные стены, в полах ремонтные ямы, вокруг спрессованная в несколько слоев грязь, лужи машинного масла, строительный и бытовой мусор, не позволяющий шагу ступить, кругом бутылки, окурки, зловоние. Не обнаружено лишь следов присутствия «морального кодекса»…

А если перенестись мысленно на несколько лет назад, и окунуться в обычную ежедневную атмосферу гаража, нашему взору предстанут клубы табачного дыма с водочным перегаром, в воздухе плотная стена мата. В священных пределах храма подобные явления поневоле наполняются зловещим мистическим смыслом…

На основании истории Мароновского храма, (особенно показателен в этом смысле советский период ее), можно судить насколько «широк человек», выражаясь словами одного из героев романа Достоевского. Ему открыт путь и к высотам Богообщения в таинстве Евхаристии, и к скотоподобному житию с его законами и «радостями». Как свидетельствует опыт церкви, без молитвы, без общения с Богом, человек не может оставаться самим собой, отвечать своему назначению быть образом Божиим. В истории с гаражом на месте храма, к сожалению, реализовалась именно такая дурная возможность.

Хотя эта ситуация возникла не вдруг. Накопление апостасии совершалось во внешне благопристойной обстановке, чему может послужить свидетельством доступная нам история храма в синодальный период, когда за пышными барочными формами порой скрывалось духовное нездоровье и нравственная расхлябанность.

И, наоборот, незаметное «обыденное» пребывание в добродетели, скромное стояние в правде Христовой, ориентация на лучшие, исконно-русские духовные традиции, зафиксированные еще в «Домострое» (молитвенный настрой в людях, православный фундамент в семьях, помощь бедным, больным, жертвенность в отношении храма, отзывчивость во всенародной и личной беде и т.д.), которые особенно ярко видны в истории нашего храма до революции 1917 года, в тяжкую годину явили всему миру блистательные примеры святости в новых, дотоле невиданных условиях.

Вот теперь мы и обратимся к исследованию примеров стояния в вере и истине, проявленных добродетельными и святыми людьми, чьи судьбы оказались связаны с храмом Преподобного Марона.

Примечания

    Краткие сведения о житии и подвигах преподобного и богоносного отца нашего Марона Чудотворца и о Храме его имени в Москве. – М.: Типо-литография Торг. дома Н.А.Латков и Ко, 1903. – с. 5.

    Семенова И.Е. Наша история // Вестник храма прп. Марона 2001 №1

    ЦИАМ. Ф.203, оп. 424, д. 2

    Семенова И.Е. Указ. соч

    Краткие сведения о житии и подвигах преподобного и богоносного отца нашего Марона Чудотворца и о Храме его имени в Москве. – М.: Типо-литография Торг. дома Н.А.Латков и Ко, 1903. – с. 5.

    Там же

    Семенова И.Е. Указ. соч

    ЦИАМ. Ф.1215, оп. 3, д. 58

    Канонник старопечатный /фрагмент/ лист 439

    Красовицкая М.С. Литургика. Курс лекций. – М.: ПСТБИ, 1995, с.14

    Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. – СПб.: Стройпечать, 1993, с.553

    Смолич И.К. История Русской Церкви 1700-1917. – М.: изд. Валаамского монастыря, 1996, т. VIII – ч. I – с. 178.

    Краткие сведения … – с. 6.

    Смолич И.К. указ. соч. – с. 282.

    Краткие сведения … – с.6.

    ЦИАМ. Ф.203, оп. 201, д. 149

    ЦИАМ. Ф.203, оп. 201, д. 148

    ЦИАМ. Ф.203, оп. 201, д. 141

    Краткие сведения … – с. 8.

    Там же - с.14

    ЦИАМ. Ф.203, оп. 201, д. 161

    Там же

    ЦИАМ. Ф.203, оп. 201, д. 152

    Краткие сведения… – с11

    ЦИАМ.Ф.203, оп. 201, д. 157

    ЦИАМ. Ф.203, оп. 201, д. 158

    ЦИАМ. Ф.203, оп. 201, д. 140

    ЦИАМ. Ф.203, оп. 201, д.143

    ЦИАМ. Ф.203, оп. 201, д.154

    ЦИАМ. Ф.203, оп. 747, д.707

    ЦИАМ. Ф.203, оп. 747, д.505

    ЦИАМ. Ф.203, оп. 201, д.144 (дело № 6 Б)

    ЦИАМ. Ф.203, оп. 201, д.143

    Краткие сведения… –с.12

    ЦИАМ. Ф.203, оп. 201, д. 159

    Там же

    Краткие сведения... с.7

    ЦИАМ. ф. 203, оп. 424, д.2

    Там же

    Краткие сведения... -с.11

    ЦИАМ. ф. 203, оп. 424, д.2

    Краткие сведения... -с.8

    Цветаева А.М., Сараджев Н.К. Мастер волшебного звона. – М.: Музыка, 1988, с.25.

    Краткие сведения... -с.9

    Там же -с.10

    Там же -с.12

    Верховская Л.А. Доброхотно дающего любит Бог. // Московский журнал – 1998. - №7 – с. 56.

    Старец Василиск Сибирский. // Русский паломник – 2000. - №21-22 – с. 34.

    Краткие сведения... -с.9

    Там же. -с.9

    ЦИАМ. ф. 2121, оп. 1, д.746

    Верховская Л.А. Указ. соч., с.52.

    ЦИАМ. ф. 2121, оп. 1, д.746

    Краткие сведения... -с.10

    ЦИАМ. ф. 2121, оп. 1, д.746

    Верховская Л.А. Указ. соч., -с.52.

    Семенова И.Е. Указ. соч

    Краткие сведения... -с.13

    Лепешкина Л.В. /некролог/. // Московские церковные ведомости – 1896 - №1 -с.14.

    Краткие сведения... -с.13

    Верховская Л.А. Указ. соч., -с.54.

    Краткие сведения... -с.13

    Там же -с.10

    ЦИАМ. ф.2121, оп.1, д.1862

    На пути к святыне. // Московские церковные ведомости – 1902 - №5 с.24.

    ЦИАМ. ф.2121, оп.1, д.1862

    Четверухина Е.Л. Отец Герасим, игумен Чудова монастыря. Цит. по: Свете Тихий (Жизнеописание и труды епископа Серпуховского Арсения /Жадановского/).// сост. С.Фомин – М.: Паломник, 1996. С. 377.

    Там же

    Семенова И.Е. Указ. соч

    Там же

    ЦИАМ.ф.2121, оп.1 д.857

    Там же

    ЦИАМ. ф. 203, оп.622, д.7

    ЦИАМ. ф. 2121, оп. 3, д.58

    ЦИАМ 1215. 3. 58 м.ф. 6

    ЦИАМ. ф. 2121, оп. 3, д.58

    Там же

    ЦИАМ.ф.1215, оп.3 д.58 м.ф.10

    Там же

    ЦИАМ. ф. 1215, оп. 3, д.58 м.ф.4

    Егоров Н. Ограбленная Москва // Мир Божий, 1999 – №1(4) – с.84

    Там же

    Там же

    ЦИАМ.ф.831, оп.255 д.11

    – ЦИАМ. Ф. 1215, оп. 3 д.58 м.ф. 10.

    – Лукьянов Р., прот. Колокола Данилова монастыря в Гарвардском Университете. // Русское Возрождение – 1988 - №42. Нью-Йорк, - с. 56-57.

    Цветаева А.И., Сараджев Н. К.: указ. соч. с.13

    Там же с.39

    Лукьянов Р., прот.: указ. соч. с.62

    ЦИАМ.ф.1215, оп.3 д.58, м.ф.10

    Там же

    ЦИАМ.ф.1215, оп.3 д.58, м.ф.11

    ЦИАМ.ф.1215, оп.3 д.58, м.ф.10

    Характеристика застройки квартала № 427: Историко-архитектурное обследование центра г. Москвы / Моспроект2; Мастерская 17. -М.,1988. с.34

    ЦИАМ.ф.1215, оп.3 д.58, м.ф.11

    Служба Преподобному и Богоносному отцу нашему Марону Чудотворцу. Рукопись.

    Храм Преподобного Марона Пустынника (Благовещения) в Старых Панех. /Буклет/.

III. Игумения Афанасия

III. Игумения АфанасияДочь Мароновского старосты купца Василия Николаевича Лепешкина и его жены Александры Григорьевны - Александра родилась в 1875 году.(1) Воспитание ее в детстве и юности не отличалось от принятого для девиц ее сословия. Огромную роль, конечно, играла в воспитании семья, отличавшаяся, несмотря на состоятельность, чуткостью к православной вере, благочестием, благотворительностью и близостью ко Христу. Жизнь юной Александры, как это можно заключить, проходила в тесном контакте с Мароновским храмом, ибо в его ограде располагался их фамильный дом, которым Лепешкины владели до 1894 года.(2)

Пример добродетельного Николая Васильевича Лепешкина (см. стр. 32-35 настоящего описания), деда будущей игумении, и его благочестивой супруги Любови Васильевны также был в семье Лепешкиных перед глазами. Да и сам Василий Николаевич, отец Александры, был достойным продолжателем семейной традиции благотворения Мароновскому храму и приходу (при нем, к примеру, была открыта ЦПШ, возобновлен иконостас, кардинально реконструирована система отопления).(3) Однако, с некоторых пор дела Василия Николаевича расстроились и пришли в некоторый упадок, а может быть, произошло и семейное нестроение. "Очевидно, в 1892-1893 годах что-то случилось неблагополучное в делах Василия Николаевича: в 1894 году его жена с детьми мал-мала меньше вынуждена продать дом, в 1895 году Василия Николаевича сменил брат на посту церковного старосты, в 1896 году его мать не включила его в число наследников своей доли имущества".(4) Может быть этим объясняется то, почему впоследствии игумения Афанасия, вспоминая о себе, говорила, что за обучение ее в Усачевско- Чернявском женском институте платили дальние родственники Лепешкиных, крупные фабриканты.(5) Как знать, быть может эта внезапная перемена в делах отца благотворно повлияла на душу отроковицы Александры, воочию познавшей, что все под солнцем - деньги, богатство, слава - есть суета преходящая и лишь Господь один «вчера и сегодня и во веки тот же» [Евр. 13,8].

Но как бы там ни было, будущая игуменья в ранней юности, тем не менее, отличалась живым и общительным характером, хорошо говорила на немецком и французском языках, любила музыку и брала уроки у знаменитого тогда Пабста. «После окончания института в 1902 году я решила пойти в монастырь Зосимову Пустынь... Во время пребывания моего в монастыре я крепко была предана Богу и готова за Бога и Христа жизнь положить» - вспоминала о себе игуменья Афанасия. (6) Что подвигло юную, жизнерадостную, симпатичную барышню на столь серьезный шаг? Очевидно то же, что всегда двигало подвижниками во все времена - желание следовать Христу, стать с ним единодушным, жить не по законам падшего мира, а по Истине Христовой. Юная подвижница пошла наперекор растленному духу, господствовавшему уже и тогда, в начале ХХ века, когда уже назревало в народе скрытое равнодушие к вере и Истине, обращение к сугубо земным интересам, приведшее к тому, что народ, бывший некогда Богоносцем, стал Богоборцем или, ко крайней мере, малодушно подклонил выю под ярмо врагов Христовых.

Однако, Господь во все времена и во всех обстоятельствах жизни не оставляет Своих верных последователей без духовного водительства. И даже в начале того же ХХ века "многие великие духовные авторитеты, старцы, св. Иоанн Кронштадтский и др. были очень доступны рядовому человеку, особенно молодежи, если они не попадали в либеральный поток. Прекрасные духовные журналы, книги были доступны за гроши. Все это создавало таинственную тягу к возвышенному. И древний Афон задавал общий тон. В это время, как никогда раньше, многие женские монастыри открывались тут и там, как результат ревности подвижнической, захватывая душу рвением к великому идеалу. Молодая Александра искала высшего подвига сознательно, даже жаждала мученичества, этим как бы подготовляя себя к будущему.

Тонкие души того времени сильно ощущали грядущие бедствия. Это тоже было в воздухе и подготовляло новомучеников российских» (7).

Зосимова пустынь, куда поступила послушницей Александра, была «родным» для Лепешкиных монастырем: его основал на свои средства Семен Лонгинович (брат прадеда будущей игуменьи Афанасии), и все более-менее состоятельные представители рода Лепешкиных помнили о пустыни и заботились о ней.

Иноческий подвиг в стенах обители послушница Александра соединяла с иконописным послушанием. Так продолжалось до 1920 года, когда Господь призвал 35- летнюю Александру, нареченную в монашестве Афанасией, на место игуменьи монастыря, ибо прежняя престарелая мать-игуменья не смогла управляться с делами обители в новой, экстремальной обстановке. Дело в том, что вскоре после 1917 года в монастырские здания были вселены рабочие МОСКВОТОПа (Московского отдела топлива), занимавшиеся лесозаготовками. Советская власть начала давление на монастырь. Давление это было не только экономическим и политическим. В стоянии за веру и Христа игуменья Афанасия сносила и лично против нее направленную газетную травлю и клевету. «Ей было чрезвычайно трудно. Где-то около 1923 года в Известиях был помещен большой «подвал» об игуменьи Афанасии, как о человеке, якобы наследственно расположенном управлять и властвовать. А ведь просто надо было всех прокормить, одеть, обуть, отопить помещения. Только к середине 20-х годов монастырь после революционных потрясений вновь оправился и перестал голодать. Но счастье это было непрочным. Политика и центре и на местах клонилась к новым и новым ограничениям монастырских порядков, и нужны были бдительность, неусыпность и внимание, чтобы как-то держаться, как-то спасаться, как-то лавировать.» (8)

Быть христианином в условиях гонения значило исповедничество, быть монахиней, начальницей большого монастыря - исповедничество сугубое. На попечении игуменьи Афанасии находилось 300 человек, из них 60 беспомощных старух, требовавших заботы и ухода. «Насельницам обители удалось продержаться еще 8 лет, организовавшись официально в качестве сельскохозяйственной артели. Приходилось выполнять все хозяйственные распоряжения властей, участвовать в организационных собраниях волости.» (9)

Монастырское хозяйство, возглавляемое игуменией Афанасией, видимым образом свидетельствовало о том, насколько результаты труда в монашеской общине, которую утесняли и угнетали новые власти, превосходят аналогичные показатели у безбожного окружения. Даже в официальном отчете советского инспектора за 1922 год отмечалось, что "Более радивого, более внимательного выполнения работ, ухода за растениями и животными редко где можно встретить". (10) С другой стороны "Москвотоп реквизировал половину всех жилых построек, так что в келье приходится жить 5 - 6 человекам артели (т. е. монашествующим - А.Н.) ... Ко всему этому нужно прибавить, что рабочие Москвотопа разрушают строения, беря на дрова и пр. нужды дерево прямо из строек. А также хищение с полей и огородов разных овощей, картофеля и пр. - дело обычное". (11) Сама игумения Афанасия характеризуется как "хозяин ... организатор артели, очень талантливое лицо... Сам председатель (т. е. игумения Афанасия - А.Н.) составил организационный план хозяйства и севооборота. План отличается продуманностью и детальностью разработки". (12) Как видим, м. Афанасия с ее всесторонним образованием и реализованными пастырскими талантами, помноженными на крепкую веру в Бога, была той евангельской свечой, которая излучала свой свет в окружавшей ее духовной тьме.

Но игумения и верные Христу сестры не стали некоей, так сказать, частью (хотя бы и образцовой) советского сельскохозяйственного быта. Они не отступили и не отреклись ни от Господа ни от своих убеждений. Об этом свидетельствует следующий случай: "Игуменью Афанасию пригласили быть на заседании уездного исполнительного комитета. Происходило заседание в клубе, на сцене. Игуменья пришла в сопровождении своей келейницы, строгая, стильная в своем монашеском одеянии и красивая. Кто-то из исполкома, нарушая неловкость, внесенную ее поведением, стараясь шутить, сказал, указывая на портрет Маркса: "А вот, матушка игуменья, Маркс. Он является , собственно, учеником первого социалиста - Христа". Мать Афанасия обвела неторопливо сцену глазами и ответила: "Вот портрет ученика вы поместили здесь, а почему же нет портрета учителя?"(13) Верность подвижницы Христу, как видим, посрамила суетное провокационное ерничество.

Приведенный пример - далеко не единственный пример исповедничества, проявленного игуменией Афанасией. Об этом красноречиво говорят показания свидетелей, допрошенных по следственному делу № 10728: "...по обвинению:

1. Лепешкину Александру Васильевну,

2. Бучиневу Евдокию Тимофеевну

По ст. 58 п. 10 УК.

Были случаи, когда б/игумена собирала к себе женщин и убеждала их не ходить в колхоз. В селе Петровском на общем собрании были вопросы о закрытии церкви, б/игумена сумела обработать темных женщин, и вопрос о закрытии церкви был сорван". (14)

А ведь подобные действия в защиту Церкви могли стоить (и стоили, как видно из дальнейшего) жизни человеку, который на них решался. Но это не все. Мать Афанасия со своей келейницей занималась активным миссионерством, поддерживала необходимые духовные контакты.

«...Лепешкина ...монашку Бучинову ...посылала по деревням читать псалтири... К игумене из Москвы приезжал священник, коего фамилию и имя не знаю. Мне лично приходилось беседовать с врачем Милентьевым, и он мне доказывал, что наука без божества не может быть действительной, а поэтому врач Милентьев ходил к ней под видом лечения...» (15)

Только что цитированных показания отчасти отражают тот факт, что на пути следования Христу игуменье Афанасии пришлось понести тяжкий крест болезни. По воспоминаниям врача алабинской больницы Михаила Михайловича Мелентьева, лечившего матушку с 1925 года до ее ареста в 1931-м, «здоровье Игуменьи оказалось в очень плохом состоянии. Двадцать семь лет жила она в этом монастыре, в сыром лесу, в болоте, с давней малярией, лихорадило годами, не лечилась, и это разрушило ее организм».(16)

Знакомство с игуменьей Афанасией благотворно повлияло на душу М.М.Мелентьева: «...Мы сделались друзьями. Сколько раз потом бывал я в монастыре, в его тихой ограде, на его вечерних и утренних службах, бывал с наслаждением и уважением к женщинам, создавшим чинное благолепие церковного служения, крепкую рабочую общину, широкую благотворительность, благородное и благотворное влияние на окружающее деревенское население, но... «монастыри должны быть разрушены».(17)

После разорения монастыря в 1929 году игуменья Афанасия и ее верные спутницы весь свой остаток жизни являли миру образец стояния в Истине.

«Взяла она с собой старушку, мать Антонию, которая состояла при ней с первых дней монастырского жития и послушницу Дуню - молодую, крепкую женщину, очень к ней привязанную. И зажили эти три человека ... крепкою жизнию верующих людей. Игуменья Афанасия правила всю дневную службу, молилась и являлась умственным центром этой маленькой общины. Она же вместе с матерью Антонией стегала одеяла. Дуня выполняла более тяжелую работу и служила для сношений с внешним миром. На первую и последнюю недели Великого Поста двери их жилища закрывались для всех. Это были дни молитвенного труда и молчания. Ну зато и праздник Воскресения был праздником истинно Воскресшего Христа. И на фоне общей растрепанной жизни, суеты, безверия, мечущихся и беснующихся людей их маленькая утлая община была оазисом... три женщины сумели не поддаться массе, толпе и сохранили свое лицо, свою веру до конца».(18)

Эти люди, оставаясь верными Христу среди гонений, до конца испили чашу страданий. Перед самым арестом игуменья страдала от приступов мучившей ее болезни, совершенно ее обессилевшей. Матушку взяли внезапно, так что она не успела ничего сказать своим сподвижницам, которые даже не знали, где она. Между тем болезнь усилилась настолько, что игуменью Афанасию вынуждены были поместить в Наро- Фоминскую больницу. Оттуда она написала письмо М.М.Мелентьеву. Это сохранившееся письмо - образец стойкости духа, кроткого перенесения страданий душевных и телесных с упованием на благой промысел Божий. Вот это письмо:

«30 мая 1931 года. Многоуважаемый Михаил Михайлович* Шлю Вам привет из Наро-Фоминской больницы. Лежу в заразном бараке. Чувствую себя плохою. Все болит, а особенно левый бок. Температура повышена. Просила дать мне бумагу о моей болезни и нетрудоспособности, но мне ответили - «пока полежите». Сердце мое истерзалось. Осталась я одна. Дуню, наверное, пока я в больнице, угонят, как угнали уж многих. Боюсь я, как бы Антонию без меня не взяли. Войдите в мое положение* Что буду я делать одна, когда не в состоянии понести и 5-и фунтов. Хотя бы Вы что-нибудь мне написали и с кем- нибудь ручно передали. Письма и посылки в больницу передают, но личного свидания не разрешают. Может быть, Вы увидите Антонию. Скажите ей, чтобы она прислала мне молитвенник и Часослов маленького формата. Неизвестность хуже всего. Буду ждать от Вас какого-нибудь слова. Не забывайте меня, находящуюся в большом горе и всегда Вас уважающую. Игуменья Афанасия.» (19)

Между тем смиренным страдальцам уже готовились исповеднические венцы.

«25 мая 1931 года матушка Афанасия и Дуня были арестованы. Постановлением тройки ОГПУ МО от 10 июня 1931 года по статье 58-10 УК РСФСР (антисоветская агитация) обе осуждались на заключение в исправительно-трудовой лагерь сроком на 5 лет с заменой высылкой в Казахстан на тот же срок.(20) В ссылку направлялись этапом. Как поведал врач Алабинской больницы М.М.Мелентьев, каким-то образом получивший печальное известие, «на второй день по приезде на новое место жительства скончалась игуменья Афанасия. На следующий день скончалась Дуня. Их погребли в одной могиле.» (21)

Эти люди до конца пребыли в верности и любви ко Христу и друг ко другу: когда «игуменью Афанасию выслали в Среднюю Азию, Дуня уехала с нею, так как она все эти дни не отходила от нее в больнице, дежурила там и упросила выслать ее вместе с игуменьей.» (22)

Люди, до конца пребывшие в Правде Божией в земной жизни, будут и в будущем веке наслаждаться видением Славы Царства Небесного в общении со Христом и всеми Святыми.

А о игуменьи Афанасии остается только добавить, что ее прославил и на земле Архиерейский Собор 2000 года.

Преподобномученица Афанасия, моли Бога о нас!

Примечания

    Верховская Л.А. Троице-Одигитриевский женский монастырь Зосимова Пустынь в 1920-е годы. // Православная вера и традиции благочестия у русских в ХVIII-XX веках. - М.: Наука, 2002. с.279

    Верховская Л.А. Доброхотно дающего любит Бог. // Московский журнал – 1998. - №7 – с. 54.

    Верховская Л.А. Доброхотно дающего любит Бог. // Московский журнал – 1998. - №7 – с. 52.

    Там же с.54

    ГАРФ. Ф.10035, д. П-37123

    Там же

    Преподобномученица игумения Афанасия. // Русский паломник – 2000. - №21-22 – с. 43.

    Там же

    Мелентьев М. М. Встречи с прошлым. М., 1990. Вып.7. с.204-208

    ЦГА МО. Ф. 4997. Оп. 1. Д.1367. Л. 24-27

    Там же

    Там же

    Там же

    ГАРФ. Ф.10035, д. П-37123

    Там же

    Мелентьев М. М указ. соч.

    Там же

    Преподобномученица игумения Афанасия. // Русский паломник – 2000. - №21-22 – с. 44

    Там же

    Верховская Л.А. Доброхотно дающего любит Бог. // Московский журнал – 1998. - №8 – с.45

    Там же

    Преподобномученица игумения Афанасия. // Русский паломник – 2000. - №21-22 – с. 44

 

IV. Чудовский послушник и Мароновский староста

(Василий Петрович Максимов)

Василий Петрович Максимов родился в 1885 г. в благочестивой семье, корнями своими уходившей в крестьянское сословие. Нет точных сведений, в каком именно году Максимовы поселились в Мароновском приходе. Скорее всего, детство и юность Василия прошли здесь. (1) С ранних лет мальчик приучался к молитве и труду. Помогая родителям содержать семью, Василий работал в магазине тканей, учился обслуживать покупателей. Но работа в лавке не мешала юноше стремиться к духовному совершенству. Эту жажду святости заметил прозорливый старец Чудова монастыря – игумен Герасим Анциферов. Старец полюбил Василия и приблизил его к себе, сделав своим келейником. Василий Петрович по-прежнему «был занят своей службой в магазине Истоминой с утра до семи часов вечера, но утро и вечер он посвящал служению старцу». (2)

Так, с первых дней в монастыре, юноша хоть и не приносил монашеских обетов, навыкал истинному монашескому доброделанию, подражая (скорее всего не нарочно) преподобному Серафиму Саровскому, который в юности также проводил день в лавке у брата, а раннее утро и вечер – в храме на молитве. Будучи внутренне монашеского духа, Василий и внешне не был чужим в монастыре: у него было благословение носить подрясник, заходить в алтари Чудовских церквей и, конечно, все знали его как доверенное лицо о. Герасима, как его келейника, послушника и ученика.

Василий Петрович ночевал в келье о. Герасима, молился с ним, находился у него в послушании и, благодаря чуткому руководству, восходил от силы в силу, взбираясь по лествице духовных добродетелей. Старец, видя способности ученика, не боялся время от времени делать его своим сотаинником. Так, Василий Петрович трижды был свидетелем сверхъестественного явления святителя Алексия. (3)

Как известно, даже святые люди не все сподобляются небесных видений. Из жизни преподобного Сергия известен случай: когда он вместе со своим учеником, преподобным Михеем, стоял на молитве, в келью явилась Пресвятая Богородица и беседовала со святым Сергием. Однако, преподобный Михей ничего не видел, но только пребывал в благоговейном ужасе.

Василия Петровича же Господь многократно сподоблял благодатных видений, может быть с целью укрепить его веру перед грядущими испытаниями. Но явления духовного мира, как известно, бывают разной полярности. Опытные подвижники предупреждали об этом во все времена, начиная с апостолов: «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить.» /1Пет. 5,8/. В то время, как для всего внешнего мира сатанинская работа была направлена на дискредитацию православного учения и бытие духовного мира высмеивалось как поповские сказки, подвижникам благочестия приходилось противостоять вполне откровенным нападкам нечистой силы. Старец Герасим наставлял своего ученика бесстрашно, с молитвой и упованием на Бога переносить искушения от бесов: «…Ты, Вася, стой смирно, молись, - и ничего не бойся…» (4)

Видения духовного мира давались Василию Петровичу как человеку, достигшему некоторого уровня подвижничества. Нужно отметить, что подвиг послушания старцу у Василия Петровича был обильно растворен смирением и любовью, верными спутниками право подвизающихся.

«В самом начале служения Василию Петровичу пришлось ухаживать за заболевшим батюшкой, а болен он был серьезно – рожистым воспалением с гнойным плевритом, и лежал в постели. Василий Петрович утром, перед уходом в магазин, все подготовлял для батюшки, затем запирал его, а на дверь вешал записку: «Просят батюшку не беспокоить». Когда в 7 часов он возвращался домой, батюшку ему приходилось переносить на диван, чтобы оправить постель, да и самого батюшку надо было обмыть и переменить белье. Все это умело и с любовью делал заботливый Василий Петрович.» (5) Вообще, на долю Василия Петровича выпадало много грязной «неблагодарной» работы, так что быт его был далек от сусально-слащавых картинок, изображающих умилительную жизнь монашествующих как непрерывный поток благодати, чудес и исцелений. Основным занятием его жизни был труд, порой неприглядный в своей обыденности. Но человек духовный способен воспринимать обыденные труды как стояние перед Богом. И Господь иногда укрепляет подвижника в таком расположении, посылая ему чудесные знаки свыше.

Василий Петрович терпеливо нес подвиг послушания старцу, а тот - подвиг служения страждущему от грехов и скорбей миру. Будучи, как кажется, огражден от суетного мира монастырскими стенами, старец «…непременно гостей усаживал и радушно угощал. Ежедневно было у него человек по десяти. Когда в 7 часов вечера Василий Петрович возвращался в Чудов, его ждала целая груда грязной посуды, которую надо было привести в порядок. Но, покушав вместе с батюшкой, Василий Петрович становился с ним на молитву, ежедневно вычитывая для старца каноны, положенные на этот день, акафисты и вечерние молитвы. Окончив молитву, Василий Петрович шел на кухню и принимался за хозяйство. Зато он дважды сподобился великого посещения.» Ему являлась Великая Княгиня Московская Ефросиния, которая назвала себя «соседкой» и сказала, что зашла «помочь Василию Петровичу по хозяйству – помыть тарелки, почистить ножи и вилки.» (6)

Отца Герасима с Василием Петровичем связывали тесные узы любви Христовой. Эти два человека явили в своей жизни глубокое духовное родство, что, впрочем, с древности было естественным для духоносных старцев и их учеников. Даже в быту ученик обращался к старцу: «Папа» (авва) и слышал в ответ: «Что тебе, деточка» (чадо)… Таким образом, правильная духовная жизнь рождает некую атмосферу незамутненного, чистого детства, того самого, о котором говорил Апостол: «На злое будьте младенцы» /1 Кор. 14,20/. Это детское восприятие делает человека чадом Божиим, живущим в чистоте молитвы и простоте сердца, а таковых, как известно, есть Царствие небесное. Эта атмосфера детства видимым образом проявлялась в келье старца Герасима: старец любил … игрушки. Однажды, уже незадолго до кончины старца, Василий Петрович, желая доставить ему удовольствие «…купил для него игрушку – заводного оленя. Как же батюшка был рад этой игрушке: он и ласкал ее, и целовал, и прижимал к груди. Василий Петрович вообще дарил батюшке заводные игрушки, и всегда батюшка был этим очень доволен. До смерти он был дитя Божие.» (7) Но в борьбе с грехом старец был непримирим и грозен.

Василий Петрович служил старцу 10 лет. В 1911 году отец Герасим скончался, прижав к груди своего верного слугу и послушника.

Прозорливый старец знал, что традиционному монашескому житию в стенах обителей скоро придет конец, поэтому не благословил Василия Петровича на постриг, но учил его быть верным делателем правды Христовой в любых жизненных обстоятельствах. «Вместо монашества батюшка сказал, что сатана так больно ударит по спине Василия Петровича, что она до смерти будет сильно болеть. «А ты, Вася, терпи боль, это будет тебе вместо монашества.» И это предсказание сбылось. Как-то в магазине Василий Петрович поднял на плечо четыре штуки тяжелого драпа, спина не выдержала этой непосильной тяжести, несколько позвонков сломалось, образовался горб, кисти рук свело, и долго нес свой крест этот верный послушник своего дорогого отца, вместо монашества.» (8)

После смерти старца Василий Петрович стал вновь жить в родном Мароновском приходе.

После революции, во время начавшихся гонений на Церковь, Василий Петрович Максимов со своим отцом, Петром Ефимовичем, состоял в церковно-приходском Совете храма преподобного Марона (9), а на собрании 1 декабря 1926 года он был избран председателем Совета. (10)

Василий Петрович, несмотря на свой тяжкий недуг и инвалидность, принял обязанности старосты, памятуя о том, что Сила Божия в немощи совершается. /2Кор. 12,9/. В лице Василия Петровича Максимова прихожане искали духовный опоры, так как его твердость в вере и послушание Церкви-матери были известны.

Можно сказать, что в этот период времени, когда старостой был избран Василий Петрович, наш храм, несмотря на давление властей, переживал некий духовный подъем: 47 новых членов прихода письменно заявили о своей готовности, перед лицом безбожной власти, взять храм на поруки, чтобы и дальше продолжалась в нем молитвенная жизнь. Решено было также пригласить Епископа для совершения всенощной с чтением акафиста Преподобному Марону, а на праздник Рождества – икону Св. Мч. Трифона. (11) В 1927-м году на место почившего настоятеля о.Николая Синьковского, Приходским собранием во главе с Василием Петровичем избирается отец Александр Воскресенский. Это, пожалуй, последний всплеск активной приходской жизни. В последующем, видимо, внешняя обстановка делалась все более трудной и невыносимой. Из состава приходского совета выбывали группами и поодиночке. (12)

В 1930 году на долю Василия Петровича выпала скорбная обязанность – передать ключи от родного храма новым «хозяевам». Активные прихожане во главе со старостой пытались опротестовать решение о закрытии церкви, но тщетно. Стремясь спасти остатки церковного имущества, снова унижаясь, писали прошение к «подлинно народной» власти… (13)

О дальнейшей судьбе Василия Петровича Максимова известно очень немного. Он остался глубоко церковным человеком, жил в Москве, посещал храм (по всей видимости – Св. Мученика Иоанна Воина), сохранил свойственное ему благорасположение духа и любовь к ближнему.

В 1947 году он делился своими воспоминаниями с вдовой священномученика протоиерея Илии Николаевича Четверухина, матушкой Евгенией Леонидовной, долгое время бывшей регентом храма Иоанна Воина. Воспоминания эти, посвященные главным образом памяти чудовского старца Герасима Анциферова, вошли в сборник «Свете Тихий» (жизнеописание и труды епископа Серпуховского Арсения (Жадановского)).

Примечания

    ЦИАМ, Ф. 1215, оп. 3, д. 58 м.ф. 10.

    Четверухина Е.Л. Отец Герасим, игумен Чудова монастыря. Цит. по: Свете Тихий (Жизнеописание и труды епископа Серпуховского Арсения /Жадановского/). // сост. С.Фомин – М.: Паломник, 1996. С. 370.

    Там же, с. 362.

    Там же, с. 374.

    Там же, с. 370.

    Там же, с. 371.

    Там же, с. 368.

    Там же, с. 372.

    ЦИАМ, Ф. 1215, оп. 3 д.58 м.ф. 10.

    Там же.

    Там же.

    Там же.

    Там же.

 

V. Священномученик Сергей Константинович Махаев

 V. Священномученик Сергей Константинович МахаевПротоиерей Сергий Махаев родился 6 сентября 1874 года в семье священника деревни Усово Звенигородского уезда Московской губернии. Протоиерей Константин Махаев отличался большим благочестием, трудолюбием и смирением, семья его была традиционных нравов и кроме Сергея, в ней было еще четверо детей.

В 1896-м году Сергей Константинович окончил полный курс в Вифанской Духовной семинарии по первому разряду и был определен в псаломщики к московской церкви Св. Николая в Кошелях. Почти сразу в нем проявился большой талант ревностного педагога и проповедника. С 1896 по 1900 гг. он, будучи псаломщиком, учительствовал в церковно-приходских школах и был отличен начальством за особую ревность и усердие при исполнении обязанностей учителя.

В эти же годы Сергей Константинович женится на дочери московского священника Сергея Цветкова – Людмиле. Детей супруги Махаевы не имели. В 1900 г. при Московской Иверской общине сестер милосердия Красного Креста строится церковь и на священническую вакансию к этой церкви был назначен Сергей Махаев. Будучи уже в сане священника, отец Сергий продолжил педагогическую деятельность. Он состоял законоучителем в нескольких местах. Также он становится членом-сотрудником Императорского Палестинского Общества.

С 1905 года, по просьбе Великой княгини Елизаветы Феодоровны отец Сергий начинает обучать Закону Божию будущих сестер Иверской общины. «Об успехе его воспитательской деятельности свидетельствует образ Иверских сестер, который донесли до нас ныне здравствующие старейшие сотрудники больницы, работавшие с ними уже в советское время: «Они были не такие как мы, какие-то особенные. Они никогда не оставляли больного, если он в чем-то еще нуждался. Даже если рабочий день уже давно закончился. Это для них не имело значения». (1)

Как служитель алтаря Божия, отец Сергий не был простым требоисполнителем, каких, увы, было немало во все времена. Это был истовый проповедник и пастырь вверенных ему Господом душ. Если бы все русские штатные священнослужители хоть отчасти подражали активности и деятельности отца Сергия, вероятно, не привилась бы в народе атеистическая смута, как чуждая и несовместимая с духом Евангельской любви и истины. Отец Сергий жил единой жизнью со своими пасомыми и своим Отчеством. Началась Русско-японская война и сестры общины отправились на Дальний Восток для оказания помощи раненым. Когда по окончании военных действий в 1905 году отряд Иверской общины вернулся в Москву, отец Сергий встретил прибывших в храме общины приветственной речью. В этой речи мало было обычных для такого случая похвал и поздравлений. Отец Сергий призывал сестер вынести духовные уроки из страшного опыта войны: «Вы видели воочию …силу и власть греха, несущего ужасы войны и страданий людских… Вид постоянной смерти – последствия того же греха – научил ли вас быть мертвыми плоти и греху и живыми Богови?… Слыша и видя постоянную готовность и желание других умереть во имя долга, навыкли ли вы быть готовыми всю жизнь свою отдать на дело любви и не только не получить никакой награды земной или похвалы за дело служения своего, а наоборот, получить, может быть, оскорбление, гонение, болезнь и самую смерть? Если таковы результаты вашего путешествия, то дело милосердия приобрело в лице вашем великих, истинных служителей…» (2)

В Иверской общине отец Сергий пытался создать такой настрой церковной жизни, где все внешнее является проявлением внутренних законов духа. Эта деятельность удалась вполне: в общине установился особый дух истинного подвижничества. И оно отвечало запросам времени. (3)

Творческая активность в деле милосердия, вдохновляемая евангельскими идеалами, сближала отца Сергия с Великой княгиней Елизаветой Федоровной.

Стремление во всем следовать Христу оба пронесли через всю жизнь, исполненную скорбей и лишений, и их желание всегда быть со Христом – исполнилось в вечности… Наступил 1917-й год. Первые два года после революции отец Сергий продолжал служить в храме Иверской общины. Но, поскольку община была лишена прежних средств к существованию, отцу Сергию, как и многим священнослужителям той поры, пришлось искать себе заработок на государственной службе. Благодаря своей блестящей образованности и эрудиции он устроился в юридический отдел Замоскворецкого Совдепа. Занимая эту немаловажную должность, отец Сергий пытался, как мог, помочь замоскворецким приходам, смягчая по возможности государственный нажим на Церковь. «О том, что и в этой деятельности он остался верен Церкви, свидетельствует составленный в январе 1920 года запрос, в котором отдел юстиции Моссовета требует в срочном порядке объяснить, на каком основании Замоскворецким Совдепом, вместо ликвидации, домовые церкви сохранены и сданы группам верующих». (4)

Подписи Сергия Константиновича Махаева, как представителя «Московского Совета Р. и К. депутатов исполкома Замоскворецкого совдепа» стоят под многими документами, связанными с послереволюционной историей храма Преподобного Марона Пустынника.(5)

Возможно, не без тайного усердия отца Сергия, Мароновский приход смог худо- бедно продержаться до 1930 года, а не был закрыт подобно многим другим в первые же годы революции. До 1929 года просьбы верующих о предоставлении им для «религиозных нужд» здания церкви Преподобного Марона регулярно удовлетворялись. А так как решение подобных вопросов в ту пору было представлено местным властям, то легко предположить, что отец Сергий, в бытность свою сотрудником Совдепа, делал все возможное для защиты интересов верующих.

В 1919 году представители Церковного отдела Комиссии по охране памятников культуры при участии представителя юридического отдела Замоскворецкого Совдепа С. К. Махаева произвели учет художественной и исторической ценности храма Преподобного Марона и предметов его интерьера. (6)

Этот шаг можно расценивать, как попытку сохранить храм и его достояние. Ведь известно, что музейные работники старой закваски пытались, часто рискуя собой, спасти от варварского уничтожения как можно больше церковных святынь. Большевистская власть вела активную борьбу с сотрудниками Главмузея как с «саботажниками». Так что для храма было весьма не лишним заручиться какой-то поддержкой искусствоведов. Было бы ошибкой думать, что, став сотрудником Совдепа, отец Сергий сделался «тайным христианином» и перестал быть заметным в православной среде. Напротив, батюшка продолжал свое священническое служение, и православные москвичи хорошо знали и любили доброго пастыря. Ради пользы дела приходилось даже ограничивать свою активность. Пытаясь спасти от закрытия храм Иверской общины, чтобы не привлекать к нему внимания властей слишком заметной фигурой отца Сергия, епархиальное начальство назначает его настоятелем храма Петра и Павла на Большой Якиманке.

Естественно было бы предположить, что в условиях непрерывного давления и гонений на Церковь со стороны властей в период военного коммунизма, деятельность церковных активистов, каковым был отец Сергий, состояла лишь в глухой обороне. Однако, это не так. В том же 1919 году, став настоятелем церкви Петра и Павла на Якиманке, он хлопотал о передаче во вверенный ему храм имущества закрытой домовой церкви Св. Александра Невского и разрешении богослужений в этом храме.

Отец Сергий не прекращает и преподавания Закона Божия. Будучи секретарем совета приходских общин во имя Святого Духа в Замоскворечье, он принимал активное участие в организации богословских чтений по Закону Божию для взрослых (в Петро- Павловском храме) и юношества (в церкви Николы в Голутвине). Вполне можно допустить, что эти чтения посещали и некоторые прихожане храма Преподобного Марона, т.к. храмы Петра и Павла и Николо-Голутвинский находились по соседству с ним. Естественно, что между приходами существовала связь, священники и причт были знакомы, было известно положение дел у соседей. Так что, когда в 1924 году потребовалось искать себе новое пристанище (храм Свв. Петра и Павла был передан обновленцам), отец Сергий нашел его в церкви Преподобного Марона, где был с любовью и готовностью принят настоятелем и приходским советом в состав причта.

Педагогическая деятельность отца Сергия была «отмечена» и Советской властью: в 1922 году его заключили на 2 недели в ДПЗ, а в 1924 – на 3 месяца, по «подозрению в преподавании Закона Божия детям и по ст. 73 УК», но, по милости Божией, оба раза осужден не был. (7)

В апреле 1922 года, во время кампании по изъятию церковных ценностей, приходской совет храма Свв. Петра и Павла принял решение о добровольной их передаче. По заявлению настоятеля, в пользовании храма остались священные сосуды, кадило, дарохранительница, крест и дароносица. (8) Как сотрудник совдепа, отец Сергий, видимо, знал о провокационном характере этой кампании, использовавшейся для удобной расправы над наиболее активными верующими и клиром. Поэтому, желая уберечь людей и самые основные святыни от поругания безбожниками и следуя призыву Св. Тихона (9), принял решение о добровольной передаче церковных ценностей, за исключением евхаристических, в пользу голодающих.

В это трагическое для Церкви и страны время набирала обороты спланированная в ГПУ раскольничья авантюра обновленцев. Многие верные чада Церкви, особенно поначалу, оказались в заблуждении.

«В июне – начале октября 1922 года протоиерей Сергий Махаев был членом Московского епархиального управления, которое в этот период находилось в руках обновленцев… На написанном рукой отца Сергия прошении в Церковный отдел Отдела управления Московского Совдепа о проведении учредительного приходского собрания от 12 июля 1923 года имеется приписка: «просьбу поддерживаю. Прот. В.Красницкий». Смысл данной приписки неясен, поскольку эти собрания были формальными и проводились в соответствии постановлением ВЦИК от 3 августа 1922 года и инструкцией НКВД и Наркомюста от 27 апреля 1923 года во всех приходах Москвы. Возможно, что в условиях обновленческой смуты, отец Сергий был поначалу в числе тех, кто думал исправить положение путем сотрудничества с обновленческим ВЦУ, надеясь вернуть его на путь канонического подчинения законному священноначалию. Не зная, что стоит за спиной обновленцев, многие полагали, что выходом из сложившейся ситуации будет Всероссийский Церковный Собор». (10)

Будучи поборником неизменности догматов, веры и канонов Церкви, отец Сергий быстро разобрался в источниках обновленческой смуты и, поняв, с чем в лице обновленцев столкнулась Церковь, стал их непримиримым противником. Открытое противостояние раскольникам, на которое пошел отец Сергий, поначалу было довольно удачным.

«В феврале 1924 года протоиерей Сергий, стоявший во главе православной общины, организовал активное сопротивление общине «Союза церковного возрождения», захватившей церковь Петра и Павла. Он подавал апелляцию заместителю наркома юстиции П.А.Красикову и даже сдал группу обновленцев, начавших переоборудовать храм по своим вкусам в отделение милиции, так что обновленческий «епископ» Антонин (Грановский) вынужден был оправдываться». (11) Но обновленцы сумели сыграть на ненависти большевиков к "тихоновской" Церкви. На отца Сергия было написано донесение в Московский Совдеп, которое оканчивается так: «Возрожденческая община просит Отдел управления принять меры к ликвидации махаевщины и содействия ей ко вступлению и пользованию храмом соответственно обряду «Союза возрождения». (12) Судьба православной общины была решена. Именно в этот момент протоиерей Сергий пишет цитированное выше прошение Митрополиту Крутицкому Петру о причислении его, причта и прихожан, состоящих в каноническом общении с Патриархом Тихоном к храму Св. Марона Чудотворца.

Так отец Сергий стал клириком нашего прихода. К этому времени он был уже сложившимся, всеми уважаемым пастырем, и его появление не могло не оказать на маронскую паству благотворного влияния: у всех на глазах оказался образец верности Божественной Истине и Матери-Церкви.

Неизвестно, сколько продолжалось пастырское служение отца Сергия в Мароновском приходе, т.к. сведений об обстоятельствах его жизни в течение 1925-1937 гг. обнаружить не удалось. Но все эти годы он продолжал сохранять верность каноническому руководству Русской Православной Церкви.

«В 1937 году отец Сергий был назначен настоятелем Благовещенского собора города Ногинска (Богородска) и прослужил в нем всего несколько месяцев. Отец Сергий, по-видимому, оказывал помощь ссыльным священнослужителям и их семьям. Письма с просьбой об оказании помощи посылались на имя Анастасии Ивановны Кулевой, прихожанки Богоявленского собора, которую отец Сергий духовно окормлял.

В августе 1937 года были арестованы все члены церковного совета Богоявленского собора. Чтобы избежать закрытия храма, отец Сергий организовал создание новой двадцатки. В обстановке массовых арестов некоторые члены новой двадцатки заявили о своем выходе из нее; впоследствии это дало повод обвинять отца Сергия в том, что организуя новый церковный актив, он оказывал давление на верующих и, кроме того, ввел в церковный совет «антисоветски настроенных лиц».

22 ноября 1937 года отец Сергий был арестован по обвинению в «контрреволюционной агитации» и заключен в тюрьму города Ногинска.» (13)

Сохранился протокол допроса по следственному делу священника Сергея Константиновича Махаева. Поражает его глубокое внутреннее сходство с мученическими актами, дошедшими из древности. Как и тогда, христианство шло вразрез с государственной религией. Несмотря на смену вывески, богоборческий молох коммунизма требовал обильных жертвоприношений. И если в древности христиан обвиняли в том, что они, якобы, на своих закрытых собраниях убивают младенцев, пьют кровь и т.п., то на долю отца Сергия выпали схожие по своей нелепости обвинения в террористических намерениях и в том, что он «писал и распространял среди верующих листовки контрреволюционного характера, рекламируя их как Священное Писание» (14) Через три дня после ареста, 25 ноября 1937 года тройка при УНКВД СССР по Московской области постановила: «Махаева Сергея Константиновича расстрелять». 2 декабря 1937 года приговор был приведен в исполнение на полигоне в Бутово.(15) Так протоиерей Сергий Махаев своей кровью запечатлел верность Христу и теперь в лике священномучеников предстоит в Царстве Небесном и ходатайствует о нас.

Примечания

    Цит. по: Егоров Г., диак. Свящ. Махаев Сергей Константинович (материалы).

    Там же.

    Ровинский К., прот., Беседы старого священника. – М.: ПСТБИ, 1995, с. 180-181.

    ЦИАМ. Ф. 1215, оп.3 д.58 м.ф. 5.

    Егоров Г., диак. Указ. соч.

    Там же.

    Акты Святейшего Тихона, патриарха Московского и всея России. // сост. М.Е.Губонин – М.: ПСТБИ, 1994, с. 190.

    Егоров Г., диак. Указ. соч.

    Там же.

    Цит. по: Егоров Г., диак. Указ. соч.

    Там же.

    Там же.

    Там же.

    ГАРФ. Ф.10035. оп.1. д. П-74887

    Там же.

 

VI.Последний настоятель (протоиерей Александр Воскресенский)

VI.Последний настоятель (протоиерей Александр Воскресенский)«На пыльных улицах предвоенной Москвы, в районе Замоскворечья, можно было встретить непривычную для 1940-х годов величественную фигуру высокого человека в священнической рясе. Он шел твердой, безбоязненной походкой… Он несомненно выделялся из числа жителей многомиллионного города. В эти годы в спину ему могли бросить камень или прокричать что-то ругательное и обидное. Не обращая на это внимания, он здоровался за руку с разметавшим улицу дворником или, приподняв шляпу, благословлял отваживавшегося на такой подвиг человека».(1)

Этого необычного священника звали Александр Георгиевич Воскресенский. Жизнь отца Александра – образец стойкости, мужества и верности Христу в самых тяжелых и драматических обстоятельствах, коих на его долю выпало предостаточно. Родился он в многодетной семье диакона Воскресенского собора г. Павлова Посада в 1875 году. Семья была нуждающейся, а Саша был в ней старшим ребенком. «Глава семьи, диакон Георгий Воскресенский, был смертельно болен туберкулезом легких. В конце жизни о.Александр вспоминал живой образ отца: в дождливый осенний день, страдая горловым кровотечением и кашляя, он отправляется на требу. Вскоре его не стало.» (2) К этому времени Александр Георгиевич, благодаря своему таланту и усердию, закончил Московскую Духовную Семинарию по I разряду и, горя желанием продолжить образование, успешно сдержал вступительные экзамены в Академию, но в этот момент получил известие о смерти отца… Пришлось оставить мысли об образовании: нужно было поднимать семью. Ради этого Александр устраивается надзирателем в Коломенское Духовное Училище.

Здесь, в Коломне, он знакомится со своей будущей супругой, Екатериной Вениаминовной Соколовой. В 1898г. молодые люди обвенчались и вскоре Александр Георгиевич рукополагается во священника.

Первые пять лет служения юного пастыря проходили под руководством старца – протоиерея Григория, деда Екатерины Вениаминовны, в приходе с. Новлянское под Бронницами. «Так началась приходская деятельность молодого сельского священника с ежедневными богослужениями и исполнением треб по окрестным селам в любую погоду – и в снежные заносы, и в половодье. Отец Александр устраивал приходские школы в окрестных деревнях и законоучительствовал в них. В семье родились старшие дети: Софья, Георгий, Таисия. Прихожане привязались и к самому батюшке, и к его семье».(3) С 1903 г. неутомимый труженик на ниве Христовой продолжает свой пастырский подвиг в родном Павлово-Посаде, в новой Никольской церкви. Здесь Господь определил о.Александру прослужить 17 лет.

Отец Александр изрядно потрудился на благо народного образования, кроме того он учредил общество трезвости и стал его председателем.

«При деятельном участии и под руководством о.Александра возникло городское попечительство о бедных Павловского Посада. Проводились праздники «белой ромашки», на которых собирались средства в помощь больным туберкулезом. После начала Первой мировой войны, в 1914 году, был создан комитет о беженцах, а в июле 1915 года о.Александр возглавил в городе комитет «Воинам-героям на спасение от удушливых газов».(4)

На всех и вся простиралась его пастырская Христова любовь. Стремясь зажечь эту любовь в сердцах своих пасомых, помочь им стать ближе к Богу и святым угодникам Его, отец Александр организует массовые паломнические путешествия, для которых правлением железной дороги выделялись целые составы.

Шли к батюшке люди и в горе и нужде. Ноша, которую подъял отец Александр, явно превосходила его телесные силы. Однажды у него открылось горловое кровотечение и истекающего кровью батюшку едва донесли до дома. Только чудо, совершенное Господом по молитвам прихожан и всего города, смогло отвратить смертельный исход болезни. Многотрудная и беспокойная, исполненная забот жизнь семьи Воскресенских омрачалась смертью детей. Пятерых довелось схоронить супругам. Образцом христианского смирения явилось то, с каким мужеством и стойкостью переносили родители постигшее их горе.

Вскоре после октября 1917г. храм, где служил о.Александр, закрыли. Батюшка был арестован, но, по милости Божией, выпущен через 3 дня.

С этого времени для семьи Воскресенских начался период скитаний. Храмы, где служил о.Александр, закрывались один за другим. Провожая о.Александра, жители Павлово- Посада излили сыновние чувства к своему пастырю в прощальном послании. Для нас особенно значительны следующие строки, характеризующие о.Александра как истинного служителя Божия:

«…Особенно дорого видеть нам то, что никогда и ни при каких обстоятельствах не изменили Вы своим убеждениям. Преданность Святой Церкви, глубокая вера и бодрость духа всегда отличали Вас и прежде, и теперь, свидетельствуя, что путь Ваш правый и истинный. Ваш яркий пример многим слабым духом и колеблющимся в вере в наше трудное время давал силу духа, укреплял веру, помогал без ропота переносить все невзгоды жизни, с упованием на Бога бодро смотреть вперед в будущее. (29.01.1923г.)» Под словами, написанными в суровую годину, стояло много подписей. Каждая подпись могла человеку стоить жизни, и, чтобы не подвергать опасности этих людей, подписи были отрезаны и преданы огню».(5) После отъезда из Павлово-Посада о.Александр некоторое время служил в с.Ставрово Владимирской области, затем, когда и здесь храм закрыли, в московском храме Успения в Кожевниках. В 1927 году закрывается и эта церковь, а о.Александра приглашают занять место почившего настоятеля, протоиерея Николая Синьковского, в храме Преподобного Марона Пустынника. Этому приглашению предшествовало приходское собрание в Мароновской церкви 7 октября 1927 года. Собравшихся очень волновал вопрос о достойной смене настоятеля, так что все насущные нужды, а именно доклад о ремонте храма и изыскание средств на отопление, отошли на второй план. Наконец, «после долгих обсуждений о выборе священника к храму Преподобного Марона, по баллотировке открытым голосованием избран количеством 64 человек священник Александр Воскресенский. Все прочие вопросы решено «ввиду позднего времени отложить до следующего собрания».(6)

В качестве нового настоятеля Господь дал прихожанам храма Преподобного Марона согласно их духовным запросам незаурядного пастыря. О.Александр был уже вполне сложившимся духовником, терпеливым молитвенником и подвижником, который ничем не поступился и не свернул с однажды избранного пути.

Мароновские прихожане видимо, знали это, и потому с любовью встречали нового настоятеля, приветствуя его словами: «Мы просим Вас объединить нас, внести в сердца наши мир и любовь, а также блюсти наш храм и сохранить в нем то молитвенное и благолепное служение, какое оставил в сердцах наших блаженной памяти наш настоятель о.Николай, с тем, чтобы, выходя их храма, мы шли домой с радостной и теплой верой и молитвой. Встречая Вас как настоятеля нашего храма и нашего духовного отца и пастыря, мы просим нашего заступника и покровителя преподобного Марона, чтобы Ваше служение храму Божию было радостным и светлым, как утренняя заря Воскресения Христова; начинайте же Ваш пастырский подвиг со словами: «с Божией помощью и в добрый час.» 12.11.1927г.».(7) О дальнейшем служении о.Александра в стенах Маронского храма сейчас уже почти ничего не известно, да и было оно непродолжительным, так как храм в 1930 году закрыли. Но и в такое страшное время Господь послал нашим прихожанам великое утешение в лице доброго пастыря. И в семью о.Александра послал Всемилостивый Господь радость и утешение: в феврале 1929 года в храме Преподобного Марона состоялось венчание его дочери Таисии.(8)

Вот наступил 1930 год. В этом, недоброй памяти для нашего храма году, о.Александр и основная часть прихожан, захватив с собой некоторые крохи церковного имущества, перешли в церковь св. Мученика Иоанна Воина, где молитва к Преподобному Марону и память о храме его имени бережно будут храниться долгие годы.

А в 1992 году из храма Иоанна Воина во вновь открытый Мароновский приход выйдут и настоятель с тем же именем (о.Александр Марченков), и костяк будущей общины, и уцелевший чудотворный образ Преподобного Марона.

Но все это в будущем, а пока отца Александра Воскресенского ждет еще долгий тернистый путь служения алтарю Господню в безбожном государстве. И несмотря ни на какие трудности, о.Александр оставался верен Христу и Церкви. Преодолевая все напасти и искушения, он восходил от силы в силу, так что пришел в совершенную меру возраста духовного. По его молитвам исполнялось просимое, а прозорливость редко удавалось скрыть – слишком многие люди, соприкоснувшиеся с благодатным батюшкой, испытали этот дар Божий, данный отцу Александру, в своей жизни.

Отец Александр был тем, кого в православной традиции именуют старцем, - человеком, которому открывается воля Божия об окружающих. И эту благодать старчества, как некогда Елисей от Илии, восприняли известные ныне духовной жизнью пастыри. Митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим и архимандрит Иоанн (Крестьянкин) имели в свое время духовное окормление у о.Александра.

Как знать, может быть, благодаря таким подвижникам благочестия, как протоиерей Александр Воскресенский, храм наш, как место благодатного освящения и духовного плодоношения не сгинул во мраке безбожных лет. В 60-х годах, уже после смерти батюшки, (он умер в 1950г.) предпринималась очередная попытка снести Мароновский храм, но при расчете сметы в ЭВМ произошел сбой и сумма оказалась в несколько раз завышена, так что от сноса отказались.(9) А во время благоприятно храм вновь заявил о себе тем, кто ищет и желает слышать глас Божий и следовать ему, подобно мужественным исповедникам советской поры.

Примечания

    Духовник старцев. (Воспоминания о протоиерее Александре Воскресенском). // сост. В.Ю.Никитина – М.: Благовест, 2001, с.4

    Там же, с. 115.

    Там же, с. 12.

    Там же, с. 16.

    Там же, с. 20.

    ЦИАМ. Ф. 1215, оп. 3 д.58 м.ф. 10.

    Духовник старцев. (Воспоминания о протоиерее Александре Воскресенском). // сост. В.Ю.Никитина – М.: Благовест, 2001, с. 22-23.

VII. Заключение

 Рассмотренные в данном труде страницы истории храма прп. Марона позволяют разделить ее на ряд самостоятельных этапов. Критерием выбора этих этапов послужили важные события в истории храма, изменения в его статусе.

К первому этапу можно отнести период с сороковых годов 17 века до 1727 года, когда был "запечатан указ" о строительстве при церкви Благовещения еще одного придела, тоже деревянного, но теплого, во имя преподобного Марона, Пустынника Сирийского, в честь которого позднее и стал именоваться и весь храм. Хотя постройка нового придела не смогла видимым образом изменить материального положения храма, как очевидно рассчитывали заказчики, тем не менее она стала важной вехой в истории храма, позволившей сохранить его неповторимое лицо.

Следующей важной вехой в 1730 году послужил неожиданный, можно сказать, по своему, чудесный указ царствующей особы построить на месте незначительной ветхой кладбищенской церкви новый каменный храм.

Следующий, довольно продолжительный этап в жизни прихода наступает с момента окончания постройки в 1740 году, и длится до известных событий 1812 года. Данный период жизни храма отличается достаточной стабильностью. Сказанное можно отнести как к зданию, так и к причту с приходом. Весь 18 век маронский храм не получал какой-либо ощутимой материальной поддержки со стороны, и жил благодаря своей духовной востребованности в русском народе, т. е. почти исключительно на приношения богомольцев из простонародья. В указанный период, как кажется, храмовая жизнь приобретает некоторый, с позволения выразиться, "деревенский колорит" (размеренный уклад жизни, ограниченный образовательный уровень насельников в данной церковной ограде, простые и порой отчасти грубоватые проявления во взаимоотношениях и т. п.) Но завершившая данный период "культурная волна" с Запада, как это и прежде бывало в России, в 1812 году опустошила храм и в буквальном смысле обуглила его пределы. На таком внешне безрадостном внешнем фоне начинается для храма период бурных изменений и благих перемен, связанных с отеческим усердием, проявленным со стороны купеческой семьи Лепешкиных. С 1818 года и до конца 19 века для храма в целом наступает вновь эпоха материальной стабильности, но уже неуклонно возрастающей. В этот период и были сделаны основные конструктивные перестройки, так что к началу 20 века храм приобрел свой неповторимый внешний вид. Характеризуя период в целом, необходимо отметить, что он еще ждет своего более внимательного исследователя, ибо на настоящий момент нам по большей части видна лишь надводная часть айсберга (если это слово уместно для выражения необозримого объема сердечной теплоты старост - Лепешкиных проявленных ими в делах и заботах о храме и людях).

Начало 20 века, как известно, ознаменовалось ростом "прогрессивного" революционного сознания в России. Прогресс этот, хоть и восхваляемый своими певцами и глашатаями, оказался на поверку прогрессом нравственного паралича. Тому есть доказательства и в истории храма прп. Марона. Здесь мы видим и присутствие плохо скрываемой грязной подковерной игры, и стремление к наживе любыми доступными средствами, и желание оклеветать неугодного настоятеля посредством анонимки. Данный этап особенно как-то отличается смешением понятий и ценностей прежней Святой Руси и грядущего неотвратимо "земного рая" счастливых и сытых пролетариев. Зеркалом подобных умонастроений явились войны, которые вела Российская Империя в начале 20 века, особенно 1-я мировая. Во время нее в храме размещается лазарет, и пока большинство прихожан во главе с настоятелем несут самоотверженный жертвенный подвиг на благо страждущих воинов и Отечества вообще, кто-то не гнушается воспользоваться всенародной бедой ради собственной выгоды.

Так что революция 1917 года, обозначившая собой следующий этап в истории храма, была явлением глубоко не случайным.

Жизнь храма с 1917 по 1930 год вновь, так сказать, входит в фазу стабильности. На сей раз, наступает стабильность давления, гонений и преследований со стороны властей. На этом безрадостном внешнем фоне люди в храме живут, благодаря действию благодати, так что временами ощутим явный духовный подъем.

Наиболее же заметный плод среди людей, чья жизнь так или иначе была связана с маронским приходом, для Царства Небесного принесли четыре подвижника благочестия, о которых была речь выше.

В блаженной вечности с Богом пребывают теперь те, кто несмотря ни на что остался верен Богу и не изнемог, выполняя Его спасительные заповеди.

Особенно важным представляется тот факт, что исполнение заповедей Христовых, проявленное подвижниками ХХ века, чья жизнь оказалась связанной с мароновским приходом, было не тупым формальным «отбыванием повинности» (а это часто бывало и тогда, и теперь), от звонка до звонка, а живым творческим поиском новых путей служения Богу применительно к состоянию общества, где жила их паства. Сказанное относится в первую очередь к священномученику Сергию Махаеву и протоиерею Александру Воскресенскому.

Их социальная деятельность в свое время приобрела большой резонанс, в результате чего многие измученные и истерзанные грехом души смогли найти свою дорогу ко Христу.

Их опыт чрезвычайно актуален в наши дни, когда в среде православных растет соблазн уйти в свою «духовную»резервацию, спасаться в тихой комфортной келье, подальше от погибающего мира. Погибающий же мир, в свою очередь, делает все, чтобы вытолкнуть церковь на обочину современной жизни. И как результат, в обществе продолжает усугубляться духовный вакуум, усиливается и пресловутый кризис нравственности.

Очень часто мы стыдливо закрываем глаза на рост негативных тенденций, делая вид, что ничего не происходит, будто так и надо. А между тем, от нас нужна деятельность, контрмеры, в которых должен найти реализацию заповеданный всем нам Христом подвиг апостольства.

Мы, в принципе, смирились с таким положением дел, и заранее капитулировали перед вызовом времени.

В этом состоит разница между нами и подвижниками и исповедниками ХХ века, такими, как священномученик Сергий Махаев, протоиерей Александр Воскресенский, игумения Афанасия, последний староста Василий Петрович Максимов. Вопреки безбожной агрессивной действительности вокруг себя они сломились, не поддались на искушения, предложенные им временем.

Эта проблема не утратила своей актуальности в наши дни. Наоборот, вышла на качественно новый виток. Ни для кого не секрет, что «молодое поколение выбирает пепси» и прочие подобные атрибуты духовно пустого, безблагодатного животного бытия. Сегодняшняя действительность представляет, увы, слишком многие примеры такого выбора.

Следование Божественной истине, вообще говоря, является знаковой чертой, отличающей настоящих христиан от обывателей-захожан, не желающих слышать реченных в Евангелии слов Христа: «Что ты зовешь Меня: Господи, Господи и не делаешь того, что Я говорю?» (Лк.6,46)

Но у истинных христиан, верных рабов Божиих, каковыми были и маронские праведники, не было зазора между формальным признанием истины в христианстве и деятельным следованием ей.

Только для тех, кто считает свою жизнь безраздельно отданной Христу, Он может называть «Господом» (т.е. Начальником, Господином). Так в своей жизни поступил преподобный Антоний Великий, услышав в Церкви евангельские слова Христа: «…продай имение свое… приходи и следуй за Мной» (Мф.19,21) Восприняв это обращение без колебаний, преподобный Антоний тут же подчинился зову Божию и ушел в пустыню, раздав все.

Так поступали верные во все времена. Так же, по сути своей, следовали Христу, несмотря ни на что праведники, чья жизнь была связана с Мароновским приходом. Это могло быть тихое «приходское» делание правды во внешне спокойных условиях синодальной поры, и оно же проявило себя как исповедничество в коммунистическую годину.

Очень может так случиться, что наступающая эпоха, дни которой «лукавы суть» предложит последователям Христовым новое испытание, когда уже либеральный террор во имя распутства и вседозволенности во грехе будет преследовать как злейших врагов кротких свидетелей Христовой Истины.

И нам, чтобы оказаться стойкими в верности Христу, необходим подвиг, ибо только в усиленном движении ко Спасителю может полноценно пребывать в правде Божией верующая душа. Необходимо также глубокое неформальное усвоение сути подвига людей, угодивших Богу в сложнейшее ХХ столетие, чтобы с помощью Божией, если потребуется, не отречься от своих христианских убеждений, а претерпеть до конца.

  • ЦЕНТР ПОМОЩИ БЕЖЕНЦАМ И МИГРАНТАМ «РЯДОМ ДОМ»

    Благотворительная организация, занимающаяся оказанием бесплатной помощи для семей  трудовых мигрантов и других иностранцев, столкнувшихся с трудностями, оказавшись на территории чужой страны.
    Центр оказывает помощь приезжим с осени 2018 г., действуя вместе с одноименным Благотворительным Фондом «Рядом Дом».

    Читать дальше...

  • ВОСКРЕСНАЯ ШКОЛА

    Продолжается набор детей в воскресную школу. Для записи в Воскресную школу вы можете обратиться к ее директору - Татьяне Валерьевне Кашиной.

    Читать дальше...

  • ЦЕРКОВНАЯ ПОМОЩЬ НАРКОЗАВИСИМЫМ

    Координационный центр по противодействию наркомании при Синодальном отделе по церковной благотворительности напоминает о создании Церковью системы помощи наркозависимым и их родственникам.

    Читать дальше...

  • УЧАСТНИКАМ СВО И ИХ СЕМЬЯМ

     По благословению Высокопреосвященного ГРИГОРИЯ, Митрополита Воскресенского, Первого Викария Святейшего Патриарха Московского и всея Руси, Управляющего Центральным викариатством гор. Москвы размещяется объявление о координационной службе по поддержке семей мобилизованных на военную службу.

     

    Читать дальше...

  • НАБОР ДОБРОВОЛЬЦЕВ-СТРОИТЕЛЕЙ

    По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси КИРИЛЛА Синодальный отдел по церковной благотворительности и социальному служению объявляет набор добровольцев-строителей для ремонта частных жилых домов нуждающихся людей Мариуполя.

    Читать дальше...

  • АНОНСЫ И СОБЫТИЯ В TELEGRAM

    Уважаемые прихожане! Напоминаем, что анонсы, события и фотоотчеты можно оперативно смотреть на канале с St-Maron в telegram.

    Для подписки на канал нужно на своем смартфоне установить приложение telegram и подключить в нем канал по ссылке: https://t.me/stmaron.

    Или в строке поиска найти St-Maron и подключить.

    Читать дальше...

  • ЗАПИСКИ ОНЛАЙН

    Дорогие братья и сестры! В нашем храме организована возможность принимать записки онлайн о здравии и упокоении.
    Если вы не можете посещать храм поминовение можно заказать дистанционно. Просьба имена направлять на адрес электронной почты:
    maronbu@rambler.ru.
    Пожертвования на нужды храма можно направлять на карту: 4274320073575709

    Читать дальше...

  • НАРОДНЫЙ ТЕАТР

    При нашем храме начинает работу студия «Народный театр» - для детей от 6 до 11 лет.
    Театр в данном случае не цель, а средство для раскрытия творческого потенциала. Народная культура и народный театр - это удивительный мир для всестороннего развития вашего ребенка и подготовки его к школе.

    Читать дальше...

  • Мы не гарантируем корректную работу сайта в браузерах Internet Explorer 6 и Internet Explorer 7. Обновите, пожалуйста, Ваш браузер до версии Internet Explorer 8 или до более поздней версии.